заговор, обучу Тура магии, и даже если в бою с Нуком Боги даруют мне смерть, смогу обрести покой.

Правитель внимал речи наследника очень внимательно, а услышав последние слова сына, недовольно повел плечами и вопросил:

– И как ты разрушишь заговор?

Святозар во время рассказа беспокойно водивший по краю блюда пальцем, поднял голову, и, глянув на Ярила, пояснил:

– Для этого мне нужен твой перстень и книга. Заговор я знаю, ведь я сам его создал, а разрушить смогу без труда. И тогда зная заветные слова, можно будет спокойно открыть книгу и прочитать скрываемое в ней. Печать, что находится на моей и твоей руке не понадобится.

– Хорошо, сын. Выполни повеление ДажьБога, и может быть ты тогда, и впрямь успокоишься, и ко мне вернется мой беззаботный шутник сын, – сказал отец, снял перстень с пальца и протянул его наследнику.

Святозар с почтением принял перстень протянутый правителем, и, улыбнувшись, молвил:

– Этот перстень, Богомудру подарил Альм перед самым его отъездом в страну Эвлисию. По просьбе царя Альма, его старший брат Гмур, который был прародителем великого народа гомозулей, изготовил этот перстень. Альм поведал мне, что я могу вложить в перстень магию, которая не иссякнет по происшествию многих веков, а я видишь отец, как неразумно воспользовался этим даром.

– Мальчик мой, – после недолгого молчания произнес правитель, пристраивая ложку подле своего блюда. – Я говорил тебе это вчера, скажу и сегодня. Мы ведь люди и нам свойственно ошибаться. И мне, и Богомудру, и тебе… Сейчас пришло твое время исправить эту ошибку, и наверно тебе не стоит так себя мучить, тем, что когда-то ты необдуманно совершил.

– Знаешь, отец, – будто не слыша слов правителя, сказал погруженный в свои мысли Святозар и потер пальцем бровь. – А ведь царь Альм когда я у него был узнал меня… Да… до меня только, что это дошло. Перед самым отплытием из страны Эвлисии, он сказал мне: «….Помни, мое сердце всегда будет любить доброго и светлого юношу, который спас меня от подорожной вольницы ». Он узнал меня, когда одевал мне на палец подаренный перстень… и мой палец и перстень засияли лазурным светом так, как горит моя душа. Он знал, что я познаю душу в Беловодье и вспомню его и оставил мне послание. Великий мой учитель, какой же я был у тебя скверный ученик…

– Святозар, – нежданно весьма гневно прервал его отец, и стукнул ладонью по поверхности стола, отчего пустые блюда, чаши и хрустальный сосуд подпрыгнули вверх и вроде как застонали. – Прекрати так говорить. Мне неприятно слышать, что ты постоянно стараешься себя обидеть. Я не знаю, может, ты получаешь от этого удовольствие, но мне это больно слышать. Я не считаю тебя скверным сыном, человеком или учеником. Ведь ты сам только, что сказал, что Альм назвал тебя добрым и светлым юношей. А значит прекрати себя терзать и мучить, исправь то, что натворил, и больше не оглядываясь назад, иди вперед, мальчик мой.

– Да, отец, ты прав, – согласился Святозар, и, надев перстень отца на левый указательный палец, взглянул на правителя. – Я должен исправить свою ошибку и идти вперед, потому что путь мой только начался.

– Вот то тоже, – уже более мягко добавил правитель. И чтобы перевести думы сына в более светлое русло поинтересовался, – а скажи мне, мальчик мой, если ты разрушишь заговор, то мы с тобой потеряем защиту от внезапной смерти, которая нас бережет.

– Это долгий сказ, отец, готов ли ты его выслушать, – улыбнувшись, и налив себе в чашу клюквенного напитка поспрашал наследник.

– Что ж, если ты мне тоже нальешь клюквенного напитка, я с удовольствием послушаю его, мальчик мой, – заметил правитель и придвинул свою чашу к сыну.

Святозар налил полную чашу напитка правителю, и, поставив высокий хрустальный сосуд на стол, начал свой сказ:

– Когда я родился впервые на земле, и не только телесно, но и духовно. То мой отец ДажьБог хоть и принес меня на воспитание моим названным родителям божатым, но никогда меня не покидал, он вел меня по моему жизненному пути и всегда поддерживал, как теперь ты, отец. Когда мне было семь лет, он принес мне в дар свой меч Кладенец. Люди видевшие, как дорог я самому Богу, любили меня и признавали старшим. А когда мне исполнилось тринадцать лет, они нарекли меня вождем племени. Рядом с нашим племенем проживал народ. Этого народа уже много веков как нет на земле, но тогда, когда ДажьБог приносил отроков, из которых позже появилось сильное и могучее племя восуров, они еще жили и были очень сильны. Этот народ мы называли фантурами, мой отец ДажьБог говорил мне, что это был один из первых народов на земле, который породил Сварог. Долгое время они верили в Сварога, почитали Семаргла и Перуна, но затем, как это часто бывает среди людей, изменили своей вере, забыв истинных Богов и создав себе новых кумиров. Я был еще юн, но помню их прекрасные каменные города, с высокими треугольными постройками, где они хоронили своих кесарей. Мой народ набирал силу, нам помогали Боги, и, видя это фантуры стали нас бояться. А когда они прознали про то, что я сын ДажьБога, решили меня убить да посем напасть на мой народ и уничтожить его, пока он молод еще. Они прислали ко мне посланников, для переговоров, но вместо разговоров на меня напали и убили, тогда мне было пятнадцать лет. Душа моя покинула тело и отправилась в Ирий-сад, я помню, что там еще стояли деревянные ворота, которые нужно было открыть, победив великанов и василисков, да ответив на вопрос грифона. Но я был слишком юн, чтобы пройти все эти испытания и попасть в Ирий-сад, тогда ко мне прилетел ДажьБог. Он встал рядом, закрыв меня руками от разъяренных великанов которые кидали в меня камни и позвал Бурю-Ягу-Усоньшу-Виевну, а когда та появилась, потребовал от нее, чтобы она меня отпустила, потому как я его сын, и слишком молод, чтобы умирать. Буря долго стояла обдумывая слова отца, а потом… потом посмотрела на меня, улыбнулась и разрешила вернуться. ДажьБог взял меня за правую руку и взлетел, но тут мы услышали голос Сварога, который не позволял мне возвратиться в мир. Отец сызнова вернул меня на вершину и сказал мне, чтобы я не бился с василисками и великанами, и не слушал вопросов грифона, иначе ему не удастся мне помочь, а сам улетел. Я стоял на самом краю вершины и смотрел на злобных великанов,