Строения выглядели не совсем обычно. Казавшиеся невесомыми, преимущественно высотные здания, не были привычными глазу коробками, а выглядели нагромождением разнообразных объемных геометрических фигур. Одно напоминало цветок с ветвью-цилиндром, листьями в виде треугольных призм и головкой цветка, сложенной из удлиненных параллелепипедов-лепестков. Другое походило на пирамиду, из вершины которой брызгами вздымались на огромную высоту грозди непонятно как соединенных кубов. Третье – пятиугольная призма, расходящаяся в стороны на высоте около ста метров пятью ветвями диковинного дерева. Еще было здание, составленное из верхних срезов сфер. Срезы были разных диаметров, причудливо упакованные в слои. Слоев было сорок или немногим больше. Издали здание напоминало многоосевой винт или, скорее, приплюснутый по вертикали початок кукурузы. Однако, встречались и стандартные, классического вида постройки, но их было немного.

Дороги были заполнены не автомобилями, а пешеходами, казавшимися с такой высоты муравьями. Над ними простирались ленты автомобильных и монорельсовых дорог, пересекавшимися на разных уровнях. Автомобилей на дорогах было мало. Зато воздух был наводнен летательными аппаратами, на первый взгляд, беспорядочно сновавшими туда-сюда, но, внимательно приглядевшись, можно было различить отдельные потоки, расположенные на разных высотах, двигающиеся в одном или нескольких направлениях и плавно переходящие друг в друга – зрелище поистине завораживающее.

В одном из таких аппаратов летел и сам Борис. Стеклянные пол и стены одноместного летательного аппарата были прозрачными, а стекла – совершенно незаметными и неощутимыми взгляду, отчего казалось, будто кресло с пассажиром и пульт управления перед ним парят в воздухе. Борис не боялся высоты, но скоростной полет на кресле, висящем по зрительным ощущениям без видимой опоры на высоте трехсот метров – столько показывал высотомер на приборной панели, – мог кого угодно довести до здорового испуга.

Мимо проносились другие аппараты, похожие на аппарат Бориса, и более громоздкие, многоместные. Во всех сидели люди, занимавшиеся своими делами. Им совершенно не было дела до Бориса и его страхов. Все они выглядели спокойными и даже несколько вялыми.

Это несколько придало уверенности Борису, но в определенный момент, когда страх уже начинал его отпускать, сменяясь наслаждением от полета и все возрастающим интересом к красотам диковинного города, в кабине вдруг раздавался душераздирающий вибрирующий сигнал, а на пульте один за другим загорались индикаторы неисправности.

И в этот момент в голове Бориса начинал громоподобно вещать голос: «Помни, кто ты есть! И помни, что ты – это ты. Не сходи с пути – в нем истина! А истина – это главное! Исполни предначертанное! Исполни… Исполни…» Голос затихал, и в этот момент аппарат начинал заваливаться вбок и вперед и распадаться прямо на глазах.

Борис, упираясь ногами в стекло и стискивая пальцы на гладких как назло подлокотниках кресла, пытался не вывалиться из него, но медленно сползал вперед. В какой-то момент стекло начинало идти трещинами и разлеталось сверкающим дождем осколков, в лицо ударял бешеный порыв ветра, и Борис, судорожно раскинув в стороны руки и ноги, осознавал, что падает вниз с огромной высоты. Стены домов разрастались и расступались в стороны, извилистые магистрали расширялись. Мимо, вверх, с оглушительным воем проносятся летательные аппараты, улицы приближаются со всевозрастающей скоростью. Борис зажмуривает глаза и кричит, не слыша собственного крика, в ушах лишь шум ветра и города.

Удар… Борис понимает, что почему-то все еще жив, но боится пошевелиться, прислушиваясь к собственному телу. Боли нет, тело кажется невесомым, не ощущаются ни руки, ни ноги, не слышно биения сердца, нет дыхания… В голову приходит мысль: вероятно, это и есть смерть.

Он осторожно размыкает веки. Вокруг нет ни города, ни людей, ни машин – ничего. Лишь однообразная, неприятная, чуть колышущаяся волнами белизна. И лежит он не на земле, а на все той же белизне. Волнение ее не ощущается. Он не чувствует вообще ничего: ни жары, ни холода, ни дуновения ветерка, ни даже поверхности, на которой лежит.

Все еще боясь пошевелиться, Борис почти ощущает, как с его тела липкими лохмотьями сползает пережитый ужас падения, унося с собой сковывающий все тело ледяной холод. Он осторожно приподнимается на руках. Ладони, упираясь в явно устойчивую поверхность, при этом не ощущают никакого ответного давления. Это странно… Вокруг по-прежнему никого и ничего, лишь абсолютная тишина отдается звоном в ушах.

Борис подтягивает ноги, пытаясь встать на них, но страшная слабость в ногах опрокидывает его на бок. Борис делает одну попытку за другой подняться с белого ничто, от вида которого его уже начинает мутить, но каждый раз заваливается вбок.

И тут в голове вновь раздается, нарастая, голос: «Ты – это ты!.. Истина… Долг…» Этот голос выворачивает душу, не дает сосредоточиться.

Борис встает на карачки и трясет низко опущенной головой. «Помни, кто ты есть!» – надрывается голос внутри него и вдруг резко обрывается замолкая. Чуть приподняв голову, Борис замечает на пределе зрения странное шевеление темных пятен на белых волнах. Пятна разрастаются, словно кляксы. Их много: три… пять… восемь… уже двенадцать. Они приближаются колышущимся черным туманом, становясь все больше, объемнее и темнее. С их приближением накатывает странный гул, неуловимый слухом, но от него начинает вибрировать тело, каждая его клеточка. Страх вновь накатывает на Бориса, панический, липкий, высасывающий остатки сил. Он падает набок, потом на спину.

Черные пятна уже рядом. Их туманные  тела почти физически ощутимы. Они облепляют Бориса со всех сторон, окончательно лишая его возможности двигаться, начинают приподнимать. Борис пытается вырваться из их удушающих объятий, но безуспешно. Его тащат, куда-то вниз. Из-за черного марева ничего не видно. Он пытается кричать, но из надрывающегося в беззвучном крике горла, не доносится ни единого звука. Борис чувствует, как в его тело через кожу проникают щупальца черного тумана, и он начинает растворяться в нем, распадаться на клетки, молекулы, атомы…

В этот момент сон всегда обрывается. Борис, подскакивая на кровати, долго смотрит в темноту, потом медленно встает и начинает курить и бродить по квартире. Уснуть больше не удается…

«Может, к психиатру обратиться? – насупив брови, размышлял Борис, глядя в окно. – Потюкает молоточком по коленкам и подселит к Наполеону или Мазарини».

Он затянулся в последний раз и, выкинув в форточку окурок, затворил ее. Потом уперся разгоряченным лбом в холодное стекло и уставился на ночной двор. По дороге проехал одинокий автомобиль. Где-то вдалеке зашлась лаем потревоженная собака, но вскоре смолкла.

«Может, тоже кошмар приснился?» – усмехнулся про себя Борис.

От его дыхания стекло запотело. Он уныло протер его ладонью и тут заметил прохожего.

«Тоже кому-то не спится», – решил Борис, наблюдая за молодым человеком в не по-зимнему легкой короткой куртке и в джинсах, плотно