Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уичкот перемещался от группы к группе. Он носил шулерские кости в потайном кармане жилета, а также принял меры предосторожности, распечатав пачку карт, пометив уголки некоторых из них и аккуратно запечатав пачку обратно. Не то чтобы ему нравилось полагаться на такие грязные приемы. Обычно в них не было нужды: если он оставался трезвым и не ленился подсчитывать вероятности, то выигрывал стоимость всего обеда за двадцать минут.
Часы пролетели приятно. Невидимые слуги, которые загородили стол ширмами от остальной части комнаты, сновали туда-сюда, готовясь к ужину. Горячительные напитки текли рекой, и смех и голоса становились все громче по мере того, как последний дневной свет отступал из комнаты. Воздух наполнился дымом, колыхаемым сквозняками, и тусклое мерцание свечей качалось вместе с ним.
Выигрыш Уичкота, частично наличными, но в основном в виде расписок, неуклонно возрастал. Переходя от стола к столу, он не спускал глаз с Гарри Аркдейла. Юноша пил не меньше других присутствующих. Его лицо утратило бледность и покрылось потом. Тщательно уложенные волосы превратились в лохматую копну, а на плечи зеленого сюртука осыпалась пудра. Он играл так яростно, что уже проиграл по меньшей мере сотню гиней, и не только хозяину дома.
После очередного проигрыша Аркдейл внезапно отодвинул свой стул и, спотыкаясь, направился за ширму в углу, где вдоль стены стоял ряд стульчаков для удобства гостей. Когда он не вернулся через пять минут, Уичкот отправился на поиски. Юноша грузно сидел у окна, прижав лицо к стеклу.
— Гарри… что вас беспокоит?
Аркдейл резко повернул голову и выпрямился на сиденье.
— Ничего… здесь так чертовски жарко… я хотел подышать свежим воздухом.
— Тогда давайте прогуляемся по саду.
Уичкот первым спустился вниз. Небо уже потемнело. В дверном проеме горел фонарь, и два или три за ним, отмечая путь к боковой двери дома. Они прогуливались по гравийной дорожке между павильоном и рекой. На дальней стороне реки покоился во тьме Джесус-Грин, отделенный от мягкого мерцания огней собственно колледжа и, правее, огней города.
— Похоже, вы немного приуныли, — заметил Уичкот.
— Ерунда, — встрепенулся Аркдейл. — Спертый воздух несколько утомил меня… но теперь все в полном порядке.
— Рад это слышать, — ответил Уичкот. — В конце концов, сегодня ночью вам предстоит мужская работа. Полагаю, вы превосходно с ней справитесь?
— О да, не сомневайтесь.
Теперь они шли вдоль задней стороны павильона, выходящей на дом. Аркдейл покачнулся. Внезапно он остановился, прислонившись к стене, и пристально уставился на ряд окон первого этажа.
— Она… она уже здесь?
— Жертва? О да, — ответил Уичкот. — Девственница ждет вас.
— Она знает, что должно произойти?
Уичкот тихо засмеялся.
— Откуда? Она невинна. Ее знания в подобных вопросах исключительно умозрительные.
— Но она знает, что я возлягу с ней?
— Все устроено. Вам предстоит обойтись с ней по-мужски. Совершенно ни к чему о ней беспокоиться. Если она станет сопротивляться, смело положите этому конец. Более того, многие из нас находят, что это только придает пикантность схватке. Плоды победы слаще, когда завоеваны с трудом.
— Да, да… Филипп, прошу меня извинить.
Без дальнейших разговоров Аркдейл шагнул в сторону с тропинки и ощупью нашел дорогу к большому кусту, росшему в горшке. Уичкот ждал, слушая звуки рвоты. Аркдейл вернулся, вытирая рот надушенным платочком.
— Весьма мудро, — пробормотал Уичкот.
— Что? Простите?
— Ваше решение вызвать рвоту. Как говорят французы, необходимо reculer pour mieux sauter[25].
— Да, — вяло произнес Аркдейл. — Да, вот именно. Кажется, рвота с этой целью была широко распространена среди древних. Сенека упоминает ее где-то в «Нравственных письмах», если не ошибаюсь, а Цицерон сообщает… вроде бы, в «Pro Rege Deiotaro»…[26]что сам Цезарь не пренебрегал этой привычкой. Она также…
Он осекся.
— Прошу прощения, сэр, я дал волю своему языку.
Уичкот промолчал. Гарри пытался играть роль повесы, но в глубине души оставался книжником. Они прошли мимо закрытого ставней окна побеленной спальни, где Молли Прайс ждала с миссис Фиар.
— Жаль, Фрэнка здесь нет, — сказал Аркдейл.
— Мне тоже. Всем нам жаль.
— Я спросил его, как это было в ту ночь… когда он стал апостолом. Он мне не ответил.
— Весьма добродетельно с его стороны. Он поклялся самой ужасной клятвой не открывать произошедшего в ту ночь никому, кроме апостолов. Как поклянетесь и вы в свое время. Но поскольку вы уже почти один из нас, я могу сказать по секрету, что Фрэнк обошелся со своей девственницей по-мужски, что, несомненно, предстоит и вам.
Они вернулись в павильон и поднялись наверх. Уичкот руководил слишком многими посвящениями, чтобы произошедшее его удивило. Аркдейл готов был ускользнуть из клуба при первой возможности. Но такой ценный приз нельзя упускать. Для того ритуал и нужен… и в особенности ритуал с девственницей. Гарри упомянул Цезаря. Что ж, Цезарь перешел Рубикон, когда вторгся в Италию, и тем самым отрезал себе путь назад. Аркдейл будет считать, что совершил то же самое, когда его мужской пыл преодолеет наигранное сопротивление Молли Прайс.
Они достигли верха лестницы. Уичкот остановился. Они услышали гам голосов в дальней комнате. Некоторые апостолы пели.
Джерри Карбери вовсю веселится —
Решил до зеленых чертей он напиться.
Велите слуге, чтоб со шляпой пришел,
Не то он извергнет свой ужин под стол!
Аркдейл быстро заморгал. Казалось, он вот-вот расплачется.
— А теперь пора ужинать, — тихо сказал Уичкот. — Слуги покинут нас. Мы будем поднимать бокалы… проведем посвящение… и вы будете канонизированы. Для вас зарезервировано имя святого Варфоломея. А затем, когда вы, наконец, станете одним из нас, вас отведут к трепещущей девственнице.
Ужин пролетел словно во сне; затем последовали бесконечные тосты, и, наконец, ритуал посвящения. Гарри преклонил колени перед Уичкотом, весьма величественным на троноподобном стуле в окружении черных свечей; и тот, в роли Иисуса, зачитал список апостольских заповедей, сформулированных на плохой латыни, с каждой из которых Аркдейл должен был согласиться.
Затем он принял фаллический бокал, до краев наполненный вином, и осушил его, не отрывая от губ, под аккомпанемент одобрительных возгласов и аплодисментов апостолов. Он поклялся служить Святому Духу до скончания веков. Аминь. Он поклялся ненавидеть папу римского и все его труды, не оставлять бутылку полной, бокал недопитым и девственницу невинной. Аминь, аминь, аминь, аминь. Были и другие заповеди, вино текло рекой, и голова кружилась все сильнее. Гарри заметил, что нитка на носу левой туфли Уичкота перетерлась, и подошва начала отходить от верха. Он пробормотал необходимые ответы и осушил необходимые бокалы. Он отдал бы все на свете, чтобы положить раскалывающуюся голову на прохладную подушку и заснуть навеки. Аминь.