россказни Коннолли о помощи Балджера становились все более туманными. «Они спасли жизнь одному из моих друзей», – в конце концов начал повторять он. Коннолли мог рассчитывать на Джантурко – но у всего был предел. Джантурко сказал, что Коннолли позвонил ему и настоятельно убеждал не встречаться с угонщиками. «Он сказал, что они собираются убить меня». Но когда его вынудили признаться, действительно ли Балджер и Флемми спасли ему жизнь, Джантурко отвечал уклончиво: «Я был рад, что мистер Балджер и мистер Флемми присматривали за мной». Он так и не подтвердил, что именно Балджер спас ему жизнь. Сам Флемми окончательно подорвал доверие к писанине Коннолли, заявив позже, что переданная Балджером информация была всего лишь «случайным слухом» о возможной «разборке», но не о планируемом убийстве.

Не менее важно и то, что полицейские, руководившие «операцией “Лобстер”», заявили, что не помнят никаких смертельных угроз в адрес Джантурко. Покушение на убийство агента ФБР всегда является событием из ряда вон, о котором никто в полиции никогда не забудет, сказали они. И сообщение о планируемом убийстве неизбежно привело бы к усилению внутренней бдительности и уж во всяком случае было бы своевременно задокументировано, а не случайно обнаружилось бы только в докладе Коннолли два года спустя. Если бы нечто подобное действительно произошло, заявлял инспектор Боб Лонг, который также был в числе руководителей «операции “Лобстер”», то «просто не укладывается в голове, что Коннолли ничего не сообщил начальству Джантурко, которое отвечало за его безопасность и неприкосновенность».

«Если вы получаете информацию о планируемом убийстве агента ФБР, разве вы не захотите отследить все действия подозреваемого? Ведь если его план не увенчается успехом в назначенный день, то будет и другой день, когда он попробует снова». Следователи же никогда не устанавливали наблюдение за угонщиками грузовиков как за потенциальным убийцами.

«Рекламные» усилия Коннолли спасли Балджера от служебной проверки. Доклады были частью бумажной работы, которую пришлось проделать обоим агентам, чтобы сформировать для ФБР устойчивый «героический» образ Балджера и Флемми. Ложь и обман были неотъемлемой частью деятельности Морриса. В своем кабинете он держал книгу «Ложь: моральный выбор в общественной и частной жизни»[80]. Он наткнулся на этот труд Сисселы Бок, изучая этику на выпускном курсе в Северо-Восточном университете. Книга была глубокой и философской, совсем не похожей на популярный «самоучитель» по лжи, она всерьез захватила его. Моррис всегда держал ее под рукой, помечал и подчеркивал понравившиеся абзацы. Когда они с Коннолли вместе придумывали фальшивый образ Балджера и Флемми в отчетах для своих руководителей, Моррис перечитывал такие главы, как «Ложь в кризисных ситуациях», «Ложь во спасение своих и чужих» и «Оправдание».

* * *

Однако начало 1980-х было не просто временем перекладывания бумаг. Кроме подготовки отчетов для ФБР, агенты также «готовили» приятное и для себя. «Светская» жизнь их маленькой группы расцвела. Торжественный ужин в доме Морриса в Лексингтоне в 1979 году, устроенный прежде всего для того, чтобы отметить успешное окончание дела о договорных заездах на скачках, только растопил первый лед. С тех пор Моррис устроил много других ужинов. Джантурко поступал так же: он приглашал всех в гости в свой пригородный дом в Пибоди, к северу от Бостона. Флемми внес свою долю, уговорив мать приготовить «итальянский стол» для Балджера, Морриса, Коннолли, Джантурко и других агентов. Первый из приемов Флемми был устроен в доме его родителей в бостонском районе Маттапан, но к началу 1980-х они переехали в Южный Бостон, прямо по соседству с Билли Балджером. Флемми начал устраивать вечеринки на расстоянии вытянутой руки от дома самого влиятельного политика в штате Массачусетс. При непосредственном участии Балджера Флемми превратил родительский дом в оружейный склад. В сарае, где владельцы обычно держат газонокосилки, бандиты собрали настоящий военный арсенал. Пистолеты, ружья, автоматы, винтовки, боеприпасы всех видов и калибров, даже взрывчатка – все это было сложено в тайнике за фальшивой стеной сарая.

За сытным ужином и хорошей выпивкой уловить различие между бизнесом и отдыхом становилось все труднее. Джон Коннолли позаботился о том, чтобы выглядеть как настоящий мастер церемоний, всегда договариваясь о времени, месте, и списке гостей. «Я никогда сам не организовывал ни одну из таких встреч, – объяснял впоследствии Моррис, хотя он и частенько проводил такие вечеринки у себя дома. – Я понятия не имел, как наладить со всеми контакт». Коннолли тоже волновался. Уговорив Морриса и Джантурко открыть свои дома для бандитов, он хотел быть уверенным, что они и вести себя будут подобающе. Коннолли, вспоминал Моррис, не хотел, чтобы агенты ФБР относились к Уайти Балджеру и Стиви Флемми как к каким-то отморозкам-«стукачам». Им следовало выказать «особое уважение», которого они заслуживали.

Несмотря на то что ФБР недвусмысленно запрещало общение с информаторами вне работы, Коннолли предложил – а Моррис с готовностью это предложение принял – свое обоснование тому, почему эти правила на них не распространяются. Дело в том, что, оказывается, Балджер и Флемми «были невероятно известны в криминальном сообществе и безопасных мест, где с ними можно было встретиться, было не так уж много, а Коннолли не хотел встречаться с ними в обычных для таких случаев условиях – номерах отелей и подобных вульгарных местах. Он хотел атмосферы, более располагающей к общению, более приятной, а вариантов оставалось не так много, и Моррис согласился пригласить их к себе на ужин».

В самом деле, ведь никуда не делись люди, которые продолжали выслеживать Балджера и Флемми, например инспекторы полиции штата. Даже годы спустя сотрудники других правоохранительных ведомств угрюмо шутили, что бандиты провели их всех, найдя безопасное пристанище и вкусную еду в домах федеральных агентов.

Обеды «у ФБР» не упоминались в служебной отчетности – агенты никогда не составляли докладов о них, – и за чудесной едой и прекрасным вином им всем уже было о чем поностальгировать. Они болтали, говорил Флемми, «обо всем, что случалось в прошлом, например о деле со скачками». «Разговор был дружеским и часто затрагивал довольно неожиданные темы», – вспоминал Моррис. Если Коннолли был распорядителем, то Балджер – почетным председателем. Он «рассказывал о жизни в Алькатрасе, да и просто рассуждал обо всем на свете – например, о том, что значит быть в бегах, он касался семейных тем, высказывал свои суждения о людях». Уайти развлекал остальных, описывая свои «приходы» под ЛСД в тюрьме в 1950-е. Флемми говорил об этом так: «Он сидел в Алькатрасе. Когда эту тюрьму прикрыли, его перевели в Ливенворт, и он добровольно поучаствовал в программе ЦРУ “Ультра”, где нужно было принимать ЛСД на протяжении полутора лет. Он был