Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы все! – Она неожиданно плюхнулась рядом со мной на диван и захохотала. – Вечером подходит ко мне, Бетховен наш бесценный, и преподносит ноты. «Прошу, – говорит, – Оля, принять. Это я твой портрет написал». Даже не улыбнулся. Просто отдал ноты и пошел дальше. Понимаете, не ушел, а пошел дальше…
– М-да, – не особенно членораздельно посочувствовала я девушке. – Но музыка-то хорошая? Можно будет услышать?
– Сыграю как-нибудь.
Сказала небрежно, но я почувствовала, что этим подарком она будет гордиться и хранить его всю жизнь. Еще бы, не каждой девице дарят написанный в ее честь музыкальный портрет…
– Вам понравилось?
– Не знаю, странная какая-то вещь. А самое смешное – действительно чем-то на меня похожа, не знаю, как объяснить… Но это моя музыка, – Ольга снова погрустнела. – На этом дело и кончилось.
– Ох, Оля, – абсолютно искренне посочувствовала я ей. – Не обращает он на вас внимания, и слава богу! Может быть, так и лучше. А что, если, не дай бог, он на вас женится! Оля, жены всех великих композиторов были самыми несчастными женщинами, вы же это знаете…
– Да, конечно, – без особого энтузиазма согласилась Ольга. – Но мне, похоже, это и не грозит.
– Кто знает, что ждет нас впереди… – попыталась я все-таки вселить в нее надежду сама уж не знаю на что. – Одним словом, вы считаете, что Верников к этому преступлению непричастен.
– Ни в коем случае. И знаете что, Таня? Я не верю, что это кто-то из наших Князева убил. Народ, конечно, шепчется, разное толкуют, но не может этого быть! Ведь мы же здесь все вместе… все привыкли… Мало ли какие скандалы бывают, что же теперь? Ведь из-за мелких ссор не убивают, правда? Нужен по-настоящему серьезный повод.
– Не исключено. Все здесь пока непонятно, и не исключено, что у вас в тот вечер побывал кто-то посторонний. Скажите, Ольга, в последние дни у вас в филармонии ничего особенного, непривычного не происходило? Вы ничего такого, – я неопределенно повела рукой, – не заметили?
Ольга с недоумением посмотрела на меня.
– А вы подумайте. Может быть, пустяк какой-нибудь, вы и внимания не обратили…
– Да нет, вроде ничего такого… Все как обычно… Разве только Князев последнюю неделю злой ходил. Это было что-то…
– Насколько я знаю, он у вас ангельским характером вообще не отличался.
– Да уж, не отличался… Он всегда скандалил много, но тут просто как с цепи сорвался. Я даже не выдержала, стала прятаться от него, надоело его крик слышать.
– А причина? Как вы думаете, почему он стал скандалить больше обычного?
– В том-то и дело, что вроде никакой причины и не было. Все шло как обычно, а он просто из себя выходил…
Если Князев последние дни был особенно несдержан, то причина тому должна быть. Ольга, судя по ее словам, о ней не догадывается, а мне эту причину непременно надо узнать… Что ж, поспрашиваем других, может быть, что-то прояснится. А пока поинтересуемся еще кое-чем.
– У меня к вам еще один вопрс, Оля. В тот вечер, когда Князева убили, вы должны были после концерта положить ноты на место, в шкаф, который стоит в его кабинете. Вы этого не сделали. Почему?
Ольга пожала плечами, разгладила на коленях юбку.
– Живу я недалеко, домой не торопилась, так что и ноты собирала не торопясь. А когда понесла их в кабинет Кирилла Васильевича, то услышала за дверью крик ну прямо совершенно невозможный. И так мне не захотелось входить туда в это время… Я ушла в артистическую и оставила ноты на стуле. Решила, что положу на место завтра.
– А что за крик стоял в кабинете дирижера? Кто кричал?
– Естественно, Князев.
– Он что, один там был?
– Конечно, не один, он с кем-то ругался, разносил кого-то…
– Кого?
– Представления не имею.
– Как же, Оля, ведь если вы слышали крик, то должны знать, в чем было дело. – Ясно, теперь мне просто необходимо узнать, на кого кричал Князев и что кричал.
– Я же не стала прислушиваться. Подошла, Князев кричит, и очень громко. Какая мне разница, на кого?
– А если подумать? Кто в это время мог быть у Князева?
Оля помолчала, подумала…
– Нет, не могу себе представить.
– А не мог Князев в это время разговаривать… – я заглянула в блокнот, – с Авериным?
– Да что вы, Аверин ведь к нему, наверное, приходил денег в долг попросить. Он перед этим и у меня просил, только я не дала. Князев с ним долго разговаривать не стал бы. Нет, не он.
– Кто же?
– Представить себе не могу, но только не Аверин.
– В какое время это было?
– Я, когда уходила, на часы посмотрела. Как раз было около десяти. Не то без пяти десять, не то без десяти. У меня часы всегда немного вперед уходят, но ненамного, минуты на две-три…
Вот именно, около десяти. Кто же был в кабинете у Князева около десяти? На кого он так свирепо кричал? Ладно, попытаемся зайти с другой стороны:
– Кто-то оставался в это время в филармонии?
– Нет, я последняя уходила.
– Хорошо, собеседника Князева вы не узнали. Но голос самого Князева вы ведь слышали хорошо. О чем он кричал?
– Так я же говорю, не прислушивалась. Знаете, мне этот постоянный крик страшно надоел. Услышала, что там ор стоит, повернулась и ушла.
– И совсем ни одного словечка не услышали? – не отставала я.
– Слышала что-то, но не могу вспомнить. Только я тогда внимание обратила, что как-то не по делу идет у Князева ор. И даже удивилась.
– Как это не по делу?
– Ну, как вам объяснить… Не на музыкальную тему… Он ведь всегда нас ругал с профессиональной точки зрения: кто-то опоздал на репетицию, кто-то не настроил инструмент, кто-то не знает свою партию… Понимаете… А здесь слова были совершенно другие, к нашей работе никакого отношения не имеющие. Только я не помню какие…
– Оленька, милая, постарайтесь вспомнить.
– Я уже старалась, ничего не получается…
– А походить снова по коридору не пробовали? Знаете, когда повторяешь действия, часто удается вспомнить то, что ускользает из памяти.
– Мне самой вспомнить хочется, целыми днями сейчас по коридору марширую, – невесело усмехнулась Оля. – И с нотами, и порожняком. Бесполезно.
– Давайте так договоримся: вы постараетесь вспомнить, а когда вспомните, позвоните мне. Непременно позвоните. Вот вам мой телефон, – я дала ей карточку. – Это, Оля, очень важно.
– Хорошо, я постараюсь, – покладисто согласилась она. – Если чего-нибудь вспомню, непременно позвоню.
* * *
Итак, что мы имеем новенького по сравнению с тем, что я узнала из протоколов, составленных мельниковскими молодцами?..