— У меня болит голова. — Женя стал поворачиваться к стене. — Придите попозже и пригласите врача.

Мамонтов выполнил его просьбу, однако Женя знал: ему не поможет ни один доктор. Но что же сказала Катя? Почему она не приходит к нему? Ей наверняка сообщили, что он задержан.

— Катя, Катя, помоги мне, — он рвал зубами подушку. — Помоги мне, любимая.

Мамонтов явился вечером.

— Вы готовы говорить? — спросил он, усаживаясь на стул.

Женя кивнул.

— Я начну с самого начала. — Он перевел дыхание. — С Катей Климентьевой мы познакомились в кафе. Я пообщался с ней и понял: это глубоко несчастный человек. Ударом ножа подонок сломал ей жизнь. Если бы ее семья имела деньги, ей бы вернули лицо и все пошло бы по-старому. Однако денег не было. Катя стала для меня самым близким человеком. Я любил и люблю ее и намерен защищать от всякой сволочи, которая считает, что может унижать слабого. Такую сволочь надо убивать.

— То есть вы решили убивать всех, кто обидит вашу подругу? — пояснил следователь.

Женя кивнул и добавил:

— Кто посмеет сказать ей в глаза, что она никчемная уродка. Вы не представляете, сколько у нас в городе таких людей. А я теперь знаю. Почти каждый вечер моя девушка возвращалась в слезах, рассказывая об обидчиках.

— Первое убийство — убийство Поленова? — осведомился Игорь Владимирович.

— Мужика из «Теремка»? — уточнил Женя и кивнул. — Я не знаю, как его звали.

— Как же это произошло?

Женя судорожно сглотнул.

— Мы пришли в «Теремок» отметить годовщину знакомства. Этот мужик стал пялиться на Катю, потом вдруг подошел к нам и сказал ей в лицо: «Так вот как выглядит двуликая! Так вот какой у нее ужасный шрам на лице! Зачем ты пришла в ресторан? Тебе лучше уйти в свои катакомбы».

Мамонтов вспомнил легенду, так любимую альпинистами и спелеологами, о двуликой женщине, появляющейся перед ними, чтобы предупредить об опасности. Утверждавшие, что видели ее, не скупились на ужасные эпитеты. Да, на этот раз такт подвел директора «Рембыттехники» и стоил ему жизни.

— И что же случилось дальше? — Игорь Владимирович продолжил допрос.

— Катя захотела уйти. Однако я сказал ей, что этот боров должен ответить за свои слова. Она не поняла меня. Ей казалось: я хочу с ним поговорить. И поэтому она удивилась, когда мы подошли к машине и я посадил ее за руль.

Женя вздохнул и наморщил лоб. Следователь не торопил его.

— Этот козел вышел позже всех, — продолжал парень. — Ресторан уже закрывался. Мы видели, как официанток подобрал приехавший автобус. А ваш Поленов наяривал по мобильному. По-моему, телефон разрядился, потому что он выругался и пошел вдоль дороги. Я приказал Кате подъехать к нему, открыл переднюю дверь и предложил сесть. Эта сволочь увидела Катю и отшатнулась. «Не бойтесь, — сказал я. — Она не кусается. Просто один подонок поранил ей лицо. И хотя вы оскорбили мою девушку, мы не позволим вам остаться на дороге. Садитесь». Поленов сел. Катя проехала метров сто, и тут-то я его и ударил ножом. Потом приказал Климентьевой (прошу отметить, она кричала, плакала и пыталась меня ударить, а я стал угрожать) остановиться и выволок тело в кусты. Потом мы приехали в гараж и отмывали кровь. Вот и все.

Он откинулся на подушку.

— Если вы устали, я… — Мамонтов начал вставать.

— Нет-нет, — Женя остановил его жестом. — Лучше уж сразу. Скорей. Вас интересует семья Бобровых? Катя познакомилась с Рафиком на берегу озера, и он пригласил нас к себе в гости. В тот вечер у нас кончилась соль. Пришлось принять приглашение. — Он остановился, переводя дыхание.

— Бобровы тоже издевались над Катиным лицом? — помог ему следователь.

— Да, и они тоже.

Дверь в камеру открылась, и вошла Лариса. Она придвинула к кровати свободный стул и села.

— Не возражаете?

Женя пристально посмотрел на нее. Эта женщина чем-то напоминала его маму, но не в ее последние годы, а в то время, когда был жив отец.

— Я не возражаю, — прошептал он. — Какая разница?

— Посмотри, какой он бледный, — шепнула Кулакова Мамонтову, — дай ему передышку.

Игорь Владимирович взглянул на подозреваемого. Тот хрипло и тяжело дышал.

— Отдохните, Тихорецкий, — сказал Игорь Владимирович. — Мы заглянем к вам чуть позже.

Евгений не возражал. Потратив на рассказ достаточно сил, он мгновенно заснул.

Лариса молча выслушала первые показания подозреваемого.

— То, что я тебе скажу, — повернулась она к следователю, — ты и так знаешь. Послушаем, что будет дальше. Предлагаю выпить чаю.

Через час им доложили, что заключенный Тихорецкий хочет их видеть.

— Давайте закончим о Бобровых. — Женя выглядел не лучше, чем прежде, однако был полон решимости довести рассказ до конца. — Бобровы тоже говорили об изуродованном лице Кати, особенно Рафик. Он постоянно сравнивал ее с какой-то своей Танечкой и ужасался искалеченному лицу моей девушки. Его мать соглашалась с ним. Они все время повторяли: «Как ты будешь жить?» Я заметил: после их причитаний Катя скрылась в соседней комнате и плакала. Меня охватила злость. И я убил их.

— Кого первым? — осведомился Мамонтов.

— Этого мерзавца Рафика! — с горячностью в голосе ответил Женя. — Для чего он пригласил ее в гости? Чтобы потом издеваться над ее лицом и сравнивать со своей идеальной невестой?

— Как же вы убили его? — поинтересовалась Лариса.

— Мария Николаевна попросила сыночка спуститься в погреб, поискать соленые рыжики. Мальчик не мог прочитать надписи на этикетках — тускло светила лампочка. В помощь его больным глазкам в погреб отправился я.

— Понятно, — Игорь Владимирович взглянул на Ларису. — А хозяйку после убили?

— Как только вылез из погреба. Когда она повернулась ко мне спиной. — Женя вытер лоб.

— А хозяина-то за что? — спросил Мамонтов. — Вроде о его издевательствах вы ничего не рассказывали.

— Он вернулся из сада в тот момент, когда я убивал его жену. — Евгений опустил глаза. — Как это у вас называется? Нежелательный свидетель.

— Вы не устали? — От такого вопроса Женя вздрогнул. Женщина смотрела на него материнскими глазами. И в них он увидел сочувствие.

— Устал, — признался он. — Но осталось ведь немного, правда? Я закончу, а вы сделайте свое дело.

— Какое дело? — Материнские глаза впились ему в лицо.

— Ну, не знаю, как у вас там принято. — Женя на секунду опустил веки. — Передавайте в суд, выносите приговор. Ведь все понятно.