Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что прикажете делать?
— Вызывать Климентьеву, — усмехнулась Лариса. — Девушка уже, поди, заждалась.
Говоря эту ехидную фразу, Кулакова не знала, как близка к правде. Катя действительно не находила себе места. Ее беспокоило молчание Женьки. Что, если он прочитал протокол ее допроса и разозлился? В таком случае не видать ей обещанного как своих ушей. Это рушило все ее планы. Уже два раза звонил доктор Белов, интересуясь, почему она не ложится в клинику. Климентьева сделала бы это хоть сейчас, однако по принятым в больнице правилам первый взнос никто не отменял. На данный момент у девушки не было ни рубля, не говоря уже о валюте. Мать тоже ничем не могла помочь. Иногда в голове возникали мысли: пойти и попросить свидания с Тихорецким, а там как-нибудь намекнуть ему: мол, пора, Женечка. Однако Катя знала: их разговор не останется тайной для следователя. Это во-первых. Во-вторых, она уже вылила на парня целый ушат грязи, и лобзаться с ним, шепча ему на ухо то, что он хочет услышать, выглядело бы неестественным и подозрительным. Оставалось ждать и надеяться. Вызов к следователю прозвучал божественной музыкой. Она не сомневалась в причине: Женька ничего не забыл, он сдержит свое обещание.
В кабинет Мамонтова девушка явилась без опозданий и сразу заметила: Игорь Владимирович не один. Кроме него, в комнате находились два оперативника (это были Скворцов и Киселев) и смазливая бабенка, которая с первого раза не понравилась Климентьевой. Конечно, лучше бы было без нее, однако Катя не могла диктовать здесь свои условия. Хуже всего, что именно эта выдра и начала задавать вопросы:
— Скажите, вы знаете, зачем вас вызвали?
Данный вопрос сбил девушку с толку. Она надеялась на другое.
— Думаю, вы мне скажете! — Ах, проклятый шрам! Какая бы обаятельная улыбка озарила ее лицо без него! И тогда все мужчины безоговорочно приняли бы ее сторону.
— Конечно, — Лариса достала листок бумаги. — Это ваши показания. Узнаете?
— Разумеется, — Климентьева пожала плечами.
— Мы хотим, чтобы вы еще раз ознакомились с ними и подтвердили: с ваших слов все записано верно, — заметил следователь.
— Но я же подписала. — Катя недоуменно взглянула на сидящих перед ней сотрудников.
— И все же прочтите, — выдра прямо-таки сунула листок ей в руки.
Девушка внимательно перечитала, ожидая подвоха. По крайней мере, здесь его не было. Именно так она объясняла убийства на прошлом допросе.
— Все правильно. — Катя положила листок на стол.
— Как вы относитесь к Тихорецкому? — смазливая стерва не отставала от нее.
— Что вы имеете в виду? — Климентьева стушевалась. — Именно сейчас?
— Да, именно сейчас, — кивнула головой оперативница.
— Я боюсь его. — Девушка сделала испуганные глаза.
— И у вас нет ни капли благодарности? — Стерва сверлила ее глазами.
— К Тихорецкому? За что? — Она изобразила удивление. — За убийство невинных людей? За издевательства надо мной?
— За то, что в течение года он исполнял малейшее ваше желание, — констатировала Кулакова. — Кстати, насчет избиения. Вызванный нами эксперт ждет в соседней комнате.
— Но я же говорила вам, — Катя умоляюще посмотрела на Киселева. — Он избивал меня, не оставляя следов. Евгений знал болевые точки. Поэтому ваш эксперт ничего не найдет. — В ее глазах показались слезы. — Не надо мучить меня лишний раз.
— Хорошо, — смилостивилась стерва. — И какое же наказание вы как будущий юрист определили бы сейчас вашему бывшему другу?
Слезы высохли. На лице девушки появилось хищное выражение.
— Я жалею, что отменили смертную казнь, — сказала она. — Евгений ее заслуживает.
— Понятно. — Лариса сделала какие-то записи в блокноте и достала новый листок. — А это уже показания вашего возлюбленного. Прочтите их.
Катя впилась глазами в мелкий округлый почерк Жени, однако не могла сосредоточиться. Буквы прыгали в диком танце, мешая разобрать написанное.
— Прочитать? — услужливо спросил Игорь Владимирович.
— Будьте так добры, — девушка протянула ему листок.
Показания Женьки не ошарашили Катю. Главное, они ее не затрагивали. Она расслабилась.
— Вы ничего не заметили? — Лариса опять пристально смотрела на нее.
— Он объясняет по-другому! — Катя вытерла вспотевший лоб.
— А как вы это прокомментируете?
— В его показаниях упор делается на мое лицо. — Девушка с вызовом взглянула на оперативницу.
— Для чего? — эта стерва не хотела оставить ее в покое.
— Как будущий юрист, могу предположить только одно: мой шрам для него — смягчающее обстоятельство, — она нервно откинула густые волосы.
— Вы бы на месте суда зачли его? — поинтересовался Скворцов.
— Нет, — показавшиеся было слезы давно высохли. Лицо сидящей поражало твердостью и непреклонностью.
— И вам не хотелось бы его увидеть? — заметил Киселев.
— Нет, — ответ был такой же твердый.
— А после этого? — Кулакова достала еще одну бумагу и протянула Кате. Девушка взяла ее дрожащими руками. Она догадалась, что перед ней дарственная.
— Думаю, Тихорецкий зря тратил время на этот документ, — спокойно проронила Лариса. — Вы, конечно, откажетесь от его подарка.
— С какой стати? — Присутствующие в кабинете следователя были поражены ее бледностью. — Я его заслужила. А вам так не кажется?
— Но при вашем отношении… — начала было Кулакова.
Катя совершенно успокоилась. То, чего она ждала несколько долгих дней и ночей, лежало теперь на ее коленях, вещая словами Женьки: моя воля, мое желание. Теперь по закону никто не имеет права лишить ее этого, что бы кто там ни думал.
— Я прожила с маньяком больше года, — Климентьева почти кричала. — И столько вытерпела! Неужели я не заслуживаю нового лица? По-вашему, я его не заработала? А впрочем… — Теперь она смотрела в глаза смазливой оперативнице без всякого страха. — Я тоже знаю законы. Вы должны сделать так, как тут написано. И не теряйте времени, а не то я подам на вас жалобу.
К ее удивлению, сидящие перед ней не изменились в лице и не предприняли никаких действий. Они продолжали смотреть на Климентьеву как на ископаемое, найденное в неожиданном месте.
— Что же вы… — Катя осеклась, натолкнувшись на тяжелый взгляд Кулаковой.
— Там, куда вы отправитесь, новое лицо не понадобится, — сказала женщина. — С вашим будет куда легче выжить, поверьте мне.
— Что вы хотите сказать? — мертвенная бледность опять залила лицо Кати.