– Хорошо, – улыбнулась Моника. – Тогда на эту неделю назначим еще несколько встреч со спонсорами; обязательно нужно восстановить отношения с ALLEGRO, они нам нужны…

Дальше потекли рутинные речи, и я почти заснул, как внезапно понял, что я идиот. Как это в моем характере: стенать, что у меня ничего не получается, что все против меня, и сетовать на то, что вот бы мне помощника, вот бы волшебный пендель, а дальше я полечу!.. И что дальше? Вот он, пендель, сидит. В лице Моники, а что я? Свалил на нее все заботы и тихонько засыпаю при упоминании о бизнес-вопросах, которые, между прочим, очень важны!

Встрепенувшись, я взял блокнот и написал вопрос.

– Так, «с кем мы собираемся встречаться и по какому поводу?» – прочитала Моника мою запись. Она улыбнулась. – Хороший вопрос. Я проработала несколько важных моментов, которые ваши менеджеры упустили, именно поэтому у нас сложилась, в общем-то, весьма неудобная ситуация, верно? Нам нужны договоры о намерениях, то есть соглашения, которые гарантируют нам сотрудничество при определенных условиях. Объясню: мы собираемся в турне, и нам нужны серьезные деньги для того, чтобы организовать масштабное турне и грандиозное шоу. Но! Это будет никому не нужно, если не достичь определенных результатов, например, в продажах альбома, количествах корпоративов, поисковых запросов и просто обращений к нам с просьбой дать кассовый концерт. Но! Если мы достигнем этих результатов, положив на алтарь все силы и все время, то, когда все это у нас будет, нам придется потратить уйму времени, чтобы найти и договориться насчет денег. Для этого и существуют договоренности о намерениях – мы подписываем спонсорский контракт, согласно которому компания N оплатит семьдесят-восемьдесят процентов расходов на организацию тура, за что получит обычные в таком случае привилегии, но только при условии, что альбом возьмет платину в каждом городе, в который мы собираемся в турне. Это примерное условие, некоторые компании согласятся участвовать, если вы появитесь на пяти-восьми мировых обложках. Или продажи и ротация сингла будут настолько высоки, что это никому не потребуется доказывать. Понимаете, о чем речь? Естественно, если таких результатов мы не достигнем, то спонсор вправе отказаться от участия или потребовать изменить условия. А если результаты у нас будут, и он откажется, то нам полагается неустойка, которой мы покроем свои расходы и убытки на время поиска нового спонсора. В компаниях, которые интересны нам и которым интересны вы, есть специальные люди, отвечающие за спонсорские участия, и я назначу всем им встречу на ближайшие дни, чтобы провести переговоры. Лотов на эти торги у нас хватает – нам нужно снять видео, издать альбом, подготовить турне… Вот как минимум три спонсорских лота! Итак, с этим вопросом все понятно?

Я кивнул. Честно говоря, я считал, что все подобные расходы несет продюсер или компания-лейбл, но сейчас у меня не было ни лейбла, ни продюсера. Да, были ребята из Supreme, но в их силах только дистрибуция, а не полный цикл (во всяком случае, на физических носителях). Моника права, нам предстоят расходы на издание диска, его рекламу и продажу. И это может стоить очень дорого.

* * *

Мне очень нравилась Моника. Она хорошая женщина, приятная. И она профессионал. Я осознавал, как мне повезло, что она взялась за мои дела. Но мысли о том, как мы раньше работали с Никой и Брэдли, не давали мне покоя. Я скучал по ним.

Чтобы хоть как-то отвлечься от своих мыслей, я проверил почту и с удивлением обнаружил письмо от Сары Фил. Тема письма «Infection of Love»[7]. Это что, новая песня? Я открыл письмо.

Текст был небольшой – в каждом куплете по одному четверостишию, всего куплетов три, припев состоит из двух фраз: «Infection love is my gift to you / Infected or not – is up to you»[8].

Ну и что это значит? Я написал ей в ответ благодарность, а также просьбу исполнить куплет и припев в ее, авторском, стиле.

Пока я ждал ответа от Сары, пришло письмо от Лари. «Someone against (ver 1.0)». Дрожащими от нетерпения пальцами я отправил прикрепленный трек в облако, откуда открыл через приложение на телефоне. Не включая музыку, я поставил телефон в музыкальный приемник, погасил везде свет и включил песню уже через колонки. Громко.

Если вы хотите расслушать песню по-настоящему, ее нужно слушать, конечно же, на виниле. Мнение, что виниловые пластинки всего лишь блажь и любовь меломанов, – ошибочное. Винил – единственный физический носитель, который сохраняет аналоговое звучание. Иными словами, звуковая волна, которую музыканты извлекают из инструментов, а вокалист – из своего горла, преобразуется в электрический импульс, который, в свою очередь, рисует «дорожку» на виниловой глади. А потом сама пластинка с помощью головки звукоснимателя отдает аналогичный электроимпульс, который преобразовывается обратно в звуковую волну. В результате весь процесс нисколько не меняет природу музыки как непрерывной волны.

Когда музыка записывается на электронный носитель, то происходит нечеловеческая трансформация. На винил записывается непрерывная волна, ее лишь сворачивают бубликом, а на CD-диск эту волну разрезают на тысячи кусочков, чтобы потом считывающее устройство могло собрать все воедино и выпустить из колонок. По идее, человеческое ухо не должно чувствовать разницы, но мы ее чувствуем. Музыканты говорят, что слушать запись на CD – поклоняться покойникам. Музыка на электронном носителе мертвая, а на виниле – живая.

Но у меня возможности наслаждаться идеальным звуком нет, впрочем, трек не финальный, а всего лишь первая версия. Поэтому я слушал его через свою стереосистему.

Я прослушал песню не менее десяти раз и пришел к выводу: мне не нравится. Нет, в целом песня выглядела очень прилично, звучала интересно и музыка была шикарная (Лари все-таки не лыком шит). Но вот как я ее исполнил – мне не нравилось категорически. Голос пустой, безэмоциональный. Таким голосом дикторы объявляют станции метро (и даже у них бывают наполненные чувствами шедевры), у меня же получилась песня, которую может спеть человек, не знающий языка и не понимающий, о чем поет.

Было не слишком поздно, и я позвонил Полине. Она негодовала по поводу моего звонка, тем более что говорил я с ней не языком жестов или посредством текстовых сообщений, а своим голосом. Я спросил у нее, как долго я должен находиться в состоянии покоя, и она ответила, что, судя по голосу, дня три как минимум.

– Включая сегодняшний? – на всякий случай уточнил я.

– Нет, начиная с завтрашнего, – безжалостно ответила Полина.

Вот черт возьми! Я не могу сидеть сложа руки, когда вокруг меня творятся такие безумства! Я уже знал, как могу записать эту песню так, чтобы она понравилась мне. Чтобы в ней был не голос диктора, а исполнитель! Черт! Ну почему всегда так – когда не надо, с голосом все в порядке, а вот когда надо и позарез – голосовой покой! Черт! Черт! Черт!