— Игнат умер, три года назад, — вклинилась в разговор Маша, — Баб Люсь, ты не выпытывай новости, и без них в деревне есть о чем посудачить, я тебя очень люблю, но не надо.

Теперь старушка поджала губу и насупилась.

— Что ж ты, думаешь побегу разносить о тебе сплетни? Хорошо ж ты думаешь про меня! Я может эти полтора года вся извелась, как ты, что ты, а ты даже не позвонишь, — обиделась женщина.

— Прости меня, баб Люсь. Я неблагодарная, — женщина стала кивать головой, — но правда было не до этого. А сейчас и рассказать тебе нечего. Все вилами по воде писано.

— Ничего не вилами, приедем, заявление в ЗАГС подавать пойдем, — запротестовал я, решил, что надо ковать железо, пока горячо, — Баб Люсь, скажи ей, пусть не артачится. И вообще, — вылез из-за стола, встал на колени перед Машей, обнял за талию, прижался к животу, — Выходи за меня, строптивая женщина, обещаю любить тебя, и наших детей, быть тебе поддержкой, опорой и утешением. Я люблю тебя, сильно люблю. Баб Люсь, прошу у вас руки Маши, раз вы так близки, благословите наш союз, — затих, на Машу не смотрю, сердце того гляди вылетит.

— Пусть для начала она ответит, а то, как же я благословлю, если один из супругов против? — первой ответила баба Люся.

Поднял глаза на Машу, а она стоит застывшей статуей и даже не моргает. Обнял ее лицо ладонями, смотрю в глаза, целую губы.

— Ну чего ты боишься? Маш, ведь не маленькие мы, чем я тебе не хорош? — шепчу в лицо ей.

— Я не против, всем хорош, — шепотом, еле слышно, отвечает моя ненаглядная.

— Ну, вот и славно, — засмеялась старушка, — тогда и я благословляю, живите дружно, а ты Машка не чуди. У меня чуть сердце не остановилось. Как можно такого мужика морозить? Будь я моложе, сама бы за ним по снегу босиком бежала, а она думу думает. Вот чудачка, — заливистым смехом разразилась баба Люся.

Дальше мы сидели за столом, баба Люся рассказывала интересные истории из жизни моей Маши, и новости деревни, для самой девушки. Я и не заметил, как день перетек в вечер, бутылочка с настойкой опустела. Садиться за руль мне уже было нельзя, да и в ночь ехать тоже не хотелось.

— Вот и вечер, а мы место для сна не приготовили и баню не истопили, — взмахнула старушка, — пойдем милок, теперь поработать придется, но это разминка, перед приятным, — женщина подмигнула мне залихватски, а Маша схватилась за голову.

Оказалось, что спать мы с Машей будем в маленьком домике, который стоял в глубине двора, его когда-то построил сын бабы Люси, чтобы с друзьями приезжать и не отвлекать старушку своим весельем. Дом состоял из одной спальни и гостиной, она же кухня. Посередине дома стояла печь, которая начиналась на кухне и продолжалась за стеной в комнате. Топить ее надо было дровами, за ними мы и отправились, так как баню тоже надо было топить ими же, то рубить мне предстояло много. Столько работать физически мне никогда не приходилось, но почему то упасть в грязь лицом перед старушкой не хотелось, и не заставлять же ее рубить для нас дрова. Когда она сказала, что довольно, я могу положить колун, улыбка расползлась на лице. И дышать стало легче, хотя куда легче и сам не знаю. Воздух в деревне был очень свежим, казалось, что и не дышишь вовсе, только ближе к вечеру стал отчетливо прослеживаться аромат костра, видимо не мы одни решили в баньке попариться.

— Ну, молодец, силен и быстр. А теперь пошли за водой, — отозвалась старушка.

— А далеко идти?

— Так на озеро! — с улыбкой сказала она, и махнула куда-то в сторону, — тут всего километр.

Я не знаю, что увидела на моем лице женщина, только смеялась она очень задорно и весело, так, что и я невольно стал посмеиваться.

— Да шучу я, сын еще два года назад, как суставы мои заболели, провел воду везде: и в дом, и в баню, так что расслабься, шутница я, — отсмеявшись, успокоила меня она, — пойдем баню затопим, потом домишко.

Затопили мы везде быстро, и вернулись в дом. Маша пока нас не было прибралась в доме. И ждала нашего возвращения.

— Ну что, баня не скоро будет, в дом пока тоже холодно идти. А не сходите ли вы в магазин старушке, а? По молодецки! — спросила баба Люся.

— Конечно, — откликнулся я, — сейчас съездим.

— Эх, молодежь, приросли попами к машинам, и прогуляться лень. Да я в ваши годы, скакала как горная лань, не догонишь. А вам до магазина под ручку пройтись труд. Куда ты после настойки за руль? Любезный! — пристыдила меня женщина.

— Баб Люсь, что все так плохо? — потупила взгляд Маша.

Женщина только виновато склонила голову и пожала плечами.

Маша пошла одеваться, а я за ней, шли мы молча, из двора вышли тоже, не проронив ни слова.

— Маш, что плохо то? — не вытерпел я.

— Слухи обо мне по деревне, — ответила Маша, беря меня под руку и прижимаясь ко мне, — баба Люся не спроста кинулась выведывать с порога, видно кто-то видел меня где-то, что-то наплел и разлетелась по деревне грязь. Отправила она нас опровергать клевету и слухи. Сейчас покружимся по центру да обратно пойдем. Мне все равно, я скорее всего уже не вернусь сюда жить, а бабе Люси наверное обидно, она ко мне как к внучке относилась, растить меня маме помогала, папа рано ведь умер. Так что не могу не порадовать старушку, пусть слухи другого рода идут, — стушевалась моя любимая.

Обнял ее сильно-сильно, заглянул в глаза и поцеловал. И столько нежности в ответ получил, что чуть не расплакался. Так сердце ликовало, хотелось на всю деревню кричать, душа переполнялась. Маша уткнулась в плечо, руки так и оставила на шее.

— Как в баню пойдем? — прошептала она, — вместе или по отдельности?

— Ох, Маша, не задавай таких вопросов, а то до магазина не дойдем, тут в придорожном сугробе останемся, вот слухов будет, на годы вперед хватит, — задохнулся от томительного ожидания я, — а что покупать то будем? — решил снизить градус разговора, а то и правда, в пору в сугроб прыгать и без бани.

— Да ничего, скорее всего у нее все есть, так по деревне пустила помотаться, гостинцев каких-нибудь купим, что сама себе не купит. Ей сын деньги присылает, а она копит и потом внуку отдает, на себя много не тратит. Вот и порадуем немного старушку, — ответила, оторвавшись от меня раскрасневшаяся Маша.

Шли мы дальше молча, а я уже не мог не думать о бане, и как мне эта мысль в голову не приходила, пока топили, пока воду набирали? А теперь вообще не могу переключиться, хоть беги до магазина и обратно, а потом тащи Машку в баню. Дорога по деревне до центра была самой длинной в моей жизни, закупка гостинцев и того длиннее. Бесконечные остановки и переглядки с местными жителями уже начинали надоедать, тем более теперь в голове была конкретная цель, к которой мы идем — баня. На обратном пути, видимо, набрал совсем большую скорость.

— Егор, я больше не могу, сейчас задохнусь и ноги переломаю, — взмолилась Маша, — куда ты так бежишь, как черти за тобой гонятся.