Доктор Айлз, — доктор Оуэн протянула Мауре перчатки. — Если вы захотите присоединиться ко мне.

Это предложение не показалось Мауре привлекательным, однако она натянула перчатки и опустилась на корточки рядом со своей младшей коллегой. Женщины вместе прощупали череп, осмотрели конечности, отметили явные трещины.

Нам всего только и нужно знать: это случайность или самоубийство, — сказал один из детективов.

Вы уже исключили убийство, верно? — поинтересовалась доктор Оуэн.

Он кивнул.

Мы говорили со свидетельницей. Тринадцатилетней девочкой по имени Клэр Уорд. Когда все это случилось, она была на улице, стояла прямо вот здесь, но на крыше никого, кроме погибшей, не видела. Девочка говорит, что женщина расставила руки и бросилась вниз. — Детектив указал вверх, на ярко освещенную башенку. — Дверь, ведущая в ее кабинет, была широко открыта. Никаких следов борьбы мы не заметили. Она вышла на кровельный мостик, перелезла через перила и прыгнула.

Зачем?

Детектив пожал плечами.

Пусть психологи в этом разбираются. Те, кто еще не прыгнул.

Доктор Оуэн выпрямилась быстро, а Маура поднималась куда

медленнее, ощущая свой возраст; правое колено одеревенело от многолетней работы в саду, от четырех десятилетий неизбежного износа сухожилий и хрящей. Еще одно скрипучее напоминание о том, что новое поколение уже ждет своего часа.

Значит, если основываться на словах свидетельницы, — подытожила доктор Оуэн, — эта смерть вряд ли была случайной.

Ну, если только она случайно перелезла через перила и случайно бросилась с крыши.

Хорошо. — Доктор Оуэн стянула с рук перчатки. — Вынуждена согласиться. Характер смерти — самоубийство.

Только вот никто этого не ожидал, — возразила Маура. — На это вообще ничего не указывало.

В темноте трудно было разглядеть выражения лиц полицейских, но Маура прекрасно представила, как оба мужчины закатили глаза.

Вам нужна посмертная записка? — осведомился один.

Мне нужна причина. Я знала эту женщину.

Жены считают, что знают своих мужей. А родители — что знают своих детей.

Да, я не раз слышала подобное после самоубийств. «Ничто на это не указывало». И прекрасно знаю: родственники часто теряются в догадках. Но тут… — Маура осеклась, чувствуя, что за ней наблюдают три пары глаз, ждут, как известный бостонский судмедэксперт обоснует нечто совершенно нелогичное — интуицию. — Поймите, доктор Уэлливер работала с пострадавшими детьми. Помогала им восстановиться после тяжелых эмоциональных травм. Это было делом всей ее жизни, так зачем же травмировать их еще больше таким зрелищем? Такой нарочитой смертью?

Вы знаете ответ?

Нет, не знаю. И никто из ее коллег этого не знает. Ни члены преподавательского состава, ни другие служащие школы.

А родственники? — осведомилась доктор Оуэн. — Может, кто- то знает больше коллег?

Она вдова. Если верить директору Бауму, у нее нет родственников.

Тогда, боюсь, мы ничего не узнаем, — заключила доктор Оуэн. — Но вскрытие я проведу, хотя причина смерти и кажется очевидной.

Маура бросила взгляд вниз, на тело, и подумала: установить причину смерти будет легко. Разрезать кожу, осмотреть изувеченные органы и разбитые кости, — и все будет ясно. Ее тревожило то, что многие вопросы оставались без ответа. Мотивы, скрытые муки, заставляющие людей убивать своих собратьев и лишать жизни самих себя.

Когда последняя машина, принадлежавшая правоохранительным органам, покинула двор, Маура направилась наверх, в комнату отдыха преподавателей, где уже собралась большая часть сотрудников школы. В камине горел огонь, но свет в помещении так и не зажгли, словно в этот трагический вечер он казался для присутствующих невыносимым. Маура опустилась в обитое бархатом кресло и стала наблюдать, как отсветы огня играют на лицах людей. Она услышала тихое звяканье — это Готфрид налил бокал бренди. Он без слов поставил его на стол перед Маурой, предположив, что и ей не мешало бы выпить. Маура кивнула и с благодарностью отхлебнула немного.

Кто-то из нас должен догадываться, почему она сделала это, — проговорила Лили. — Наверняка что-то произошло, что-то, что мы не сочли значимым.

Мы не можем посмотреть ее почту, — сказал Готфрид, — потому что я не знаю пароля Анны. Однако полиция просмотрела ее личные вещи в поисках посмертной записки и ничего не обнаружила.

Я разговаривал с поваром и садовникам, но и они не заметили ничего необычного, никаких признаков, что Анна самоубийца.

Сегодня утром я видела, как она срезала в саду розы, чтобы украсить свой рабочий стол, — сказала Лили. — Разве женщины, собирающиеся покончить с собой, делают такое?

Нам-то откуда знать? — пробормотал доктор Паскантонио. — Это ведь она была психологом.

Готфрид оглядел коллег, собравшихся в комнате.

Все вы говорили со студентами. У них есть предположения?

Нет, — ответила Карла Дюплесси, преподавательница литературы. — Сегодня Анна провела четыре сеанса со студентами. Последним у нее был Артур Тумз, в час дня. Он говорит, что Анна показалась ему немного рассеянной, да и только. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это трудно для нас, вообразите, насколько тяжело им. Анна заботилась об их эмоциональных потребностях, но теперь оказывается, что именно она отличалась хрупкой психикой. Студенты задумываются: а можно ли рассчитывать на нас? Достаточно ли сильны взрослые и сумеют ли их поддержать?

Именно поэтому нам нельзя проявлять слабость. Особенно сейчас. — Мрачные слова донеслись из темного угла зала. Их произнес лесник Роман, единственный, кто не стал баловать себя успокоительной дозой бренди. — Мы должны заниматься своими делами как ни в чем не бывало.

Да это ведь неестественно! — возразила Карла Дюплесси. — Всем понадобится время, чтобы пережить это.

Пережить? Это просто красивое слово, обозначающее хандру и стенания. Женщина покончила жизнь самоубийством — с этим ничего не поделаешь, надо двигаться дальше. — Ворча, Роман поднялся и вышел из помещения; за ним потянулся шлейф хвои и табака.

Вот вам и «милосердья молоко»[10], — прошептала Карла, — Если брать пример с Романа, неудивительно, что студенты убивают петухов.

Однако господин Роман сделал правильное замечание о важности сохранения заведенного порядка, — заметил Готфрид. — Студентам это необходимо. Разумеется, детям потребуется время на оплакивание, но им также необходимо знать, что жизнь идет дальше. — Он посмотрел на Лили. — Мы продолжаем готовиться к экскурсии в Квебек?

Я ничего не отменяла, — ответила она. — Номера в гостинице забронированы, да и дети уже несколько недель только и говорят, что об этой поездке.