мог работать? До самого конца войны БП оставался закрытым, засекреченным и успешным – выходит, немцы о нем так и не узнали.

Нет. Обвинение из шифровки было либо параноидальной фантазией сумасшедшей, либо ложью отчаявшейся женщины, готовой на все, только бы выйти на свободу. «Так или иначе – что будет со мной, если я ей помогу?» – подумала Маб. Бетт заключили в клинику на основании правительственного приказа. А что, если общение с ней сочтут нарушением присяги, которую Маб некогда дала? «Получение и участие в передаче незащищенных сообщений, касающихся закрытой информации» или как-нибудь еще – но, как ни крути, за такое и в тюрьму недолго загреметь.

Маб оглядела свою тихую гостиную. Этот дом, эта семья, эта жизнь было всем, о чем когда-то мечтала юная Мейбл Чурт из Шордича. Ее трехэтажный дом из старого йоркширского камня, окруженный садом с кустами шиповника. Ее ванная с мраморным полом, со множеством бутылочек с духами и косметикой – а не общий на весь этаж туалет в коридоре. Ее собственный счет в банке, настолько основательный, что она уже давно перестала нервно проверять, точно ли там достаточно денег, чтобы рассчитаться за электричество, купить Эдди новые ботинки, оплатить в будущем образование Люси. И ее муж. Рискнуть всем этим, рискнуть семьей, рискнуть оказаться в тюремной камере – ради Бетт, которая в войну ее предала?

«А чем рискнула она, чтобы попросить тебя о помощи? – промелькнула мысль. – Чем она рискует сейчас?»

Шесть лет назад. Май 1941 года

Глава 23

– Выкладывай, Бетт, – приказала Маб.

Бетт моргнула и замерла, держа в руках алую нижнюю юбку, – она на цыпочках вошла в комнату подруг, чтобы ее вернуть. Полировавшая ногти у огрызка свечи Озла тоже встрепенулась. Все трое только что пробрались в дом после танцев, едва держась на ногах от усталости; миссис Финч давным-давно вырубила электричество. Озла в мыслях уже набрасывала следующий выпуск «Блеянья Блетчли»: «Которая из наших скромных див развлекалась вовсю на танцах в Бедфорде в прошедшие выходные? Даже гениям время от времени требуется немного Гленна Миллера, чтобы взбодрить клетки серого вещества, и спецы БП точно не обошли вниманием ее появление…»

– Ты пять раз танцевала с Гарри, Бетт. – Маб, расчесывавшая щеткой волосы, отвернулась от зеркала и строго посмотрела на девушку. – Причем сплошь под медленные романтические мелодии.

Бетт закрыла дверь гостевой спальни, впустив прибежавшего вслед за ней Бутса.

– Так мы же говорили о работе, – пожала она плечами. – Ну, ты понимаешь…

«О дешифровке». Озла догадалась, что Бетт имела в виду, но не произнесла, даже в их узком кругу.

– Щека к щеке?

Бетт недоуменно нахмурилась.

– Ну да. Чтобы никто не подслушал.

В застегнутой до подбородка ночной сорочке, с распущенными волосами, она вновь выглядела бледной тихоней, никогда в жизни не ходившей на свидание.

Озла вздохнула:

– Только не говори, что ты втюрилась в Гарри Зарба.

Недоумение на лице Бетт сменилось ужасом.

– Мы просто работали вместе, вот и все. У него хорошо получается… то, чем он занимается… У меня тоже, нам легко разговаривать…

Озла и Маб обменялись взглядами.

– Это и называется втюриться. – Маб бросила щетку для волос. – Бетт, тебе, конечно, пора искать себе парня, но не женатого мужчину, который тебя охмурил.

– И вовсе он меня не охмурял, – возразила Бетт и потянулась за кончиком косы, чтобы привычно начать его теребить, – но косы больше не было. – Он не… он ничего не попытался сделать. Он пригласил меня танцевать, просто чтобы можно было спокойно поговорить. Чтоб никто не подслушал.

– Такое возможно только в БП. – Маб, в одной лишь комбинации, села на кровать. – Не «Позволь мне шептать милые глупости тебе на ушко», а «Позволь мне шептать шифры тебе на ушко». Но он все равно тебя охмурял, Бетт.

А вот Озла не была так уж уверена в этом. Неужели Гарри из тех, кто ходит налево, когда милая усталая Шейла заботится дома об их закованном в шины больном сыне? Озлу беспокоило не столько то, что он попытается соблазнить Бетт, а скорее, что Бетт влюбится в первого же мужчину, который флиртовал с ней под «Лунную серенаду», не имея в виду ничего серьезного.

– Никогда не угадаешь, какой мужчина способен изменить жене, – сказала Маб, будто прочитав мысли Озлы. – Именно поэтому надо остерегаться всех женатых. Начинается оно как безобидная дружба, потом он тебе говорит, что жена его не понимает и он ее скоро бросит, и вот вы уже встречаетесь у нее за спиной, пока он «со всем не разберется», – а не разберется он никогда. Так что чепуха это все. Лично я никогда не вляпывалась в такие ситуации, – поспешила она добавить, увидев, как подруги на нее таращатся. – Но знаю девушек, которым повезло меньше, и все их истории закончились одинаково – не у алтаря. Потому что те мужчины искали только одного – сами понимаете чего.

– Чего? – спросила Бетт, примостившаяся на краешке кровати Озлы.

– Ну, ты же поняла, – выразительно посмотрела на нее Маб. – Или не поняла?

– Нет…

Озла уставилась на свои руки.

– Вообще-то, – произнесла она неожиданно для себя самой, – я тоже ничего не знаю. Об… этом. – Она с трудом заставила себя выдавить слова, но лгать подругам тоже не могла. Не здесь, не в этой занавешенной тяжелыми светомаскировочными шторами спальне, рядом с двумя девушками, с которыми она и работала, и плакала, и делилась невысказанными страхами весь прошлый год.

– Да ну! – фыркнула Маб. – Я еще могу поверить, что миссис Финч так и не собралась объяснить Бетт, откуда берутся дети… Постой, а разве сестры ничего тебе не рассказали после того, как вышли замуж? – спросила она, осененная внезапной идеей.

Бетт растерянно заморгала.

– Они сказали, чтобы я никогда не позволяла парню меня целовать до помолвки, так что я решила, что от поцелуев можно забеременеть.

– Ох уж эти методисты! – пробормотала Маб и повернулась к Озле: – Ладно, я верю Бетт, но ума не приложу, как ты, светская дурочка, могла оказаться в том же положении, учитывая, сколько приключений было у твоей матери.

– Не называй меня так! – взъярилась Озла. Она понимала, что реагирует слишком бурно, но ей было все равно. Она устала, устала карабкаться по нескончаемой лестнице. Не раз казалось, что она наконец-то достигла ступеньки, где ее больше никогда не назовут «безмозглой дебютанткой» или «светской дурочкой», – и тут эти слова снова начинали звенеть в ушах, ей снова намекали на тупость, бестолковость, неосведомленность. Правда, об этом она действительно ничего не знала. Можно день-деньской переводить личные