class="p1">От избытка переживаний я вновь опустился на колени подле ее кресла.

— Ах! — воскликнул я, терзаемый незнакомой мне болью. — Эльмира, это уже чересчур!..

Она взглянула на меня долгим, внимательным взглядом. Затем вновь отвела глаза.

— Милый маркиз, будьте же мне другом, я так ценю вас, обещаю вам торжественно свое доброе расположение. Чего же больше вы могли от меня требовать?

— Смерти, Эльмира. Смилуйтесь надо мной. Ах, поступайте со мной как хотите.

В глазах у меня потемнело, и я опустил голову ей на колени.

— Придите в себя, милый Карлос! Вы великодушны. Неужто дружба значит для вас менее, чем любовь? Мы с вами станем близки и неразлучны. Ничто в моем сердце не останется для вас сокрытым; мы покажем свету пример бескорыстной привязанности!

— Нет, я отвергаю вас, вы мне отвратительны! Я не нуждаюсь в оставленных мне из милости жалких крохах! — Я поднялся. — Одно только слово, Эльмира. Письмо, что вы сегодня уронили, от Антонио?

— Нет, Карлос. Клянусь вам, нет. Но будьте же мужчиной. Неужто дар, который вам преподносят сознательно, менее вам ценен, чем невольная склонность? К Антонио я влекома страстью, а с вами меня связывает дружеская нежность. Придите же и станьте моим другом.

— Да, судьба моя решена. Все надежды развеяны, и жизнь моя жалче, чем смерть. Прощайте, будьте счастливы. Я не достаточно великодушен, чтобы побудить другого завоевать сердце, от которого я сам ожидал бесконечных радостей. Прощайте, Эльмира.

Я поцеловал ее руку, не решаясь взглянуть в лицо. Сердце Эльмиры учащенно билось, рука дрожала. Я осторожно положил ее на колени и направился к дверям.

— Как же я в вас обманулась, дон Карлос, но уж если вы хотите совсем уйти, приблизьтесь ко мне ненадолго.

Я подошел к ней.

— Встаньте опять на колени.

Я опустился подле нее, она положила руку мне на затылок, склонив ко мне пылающее лицо. В ее увлажненных глазах сверкало сладостное пламя.

— Еще одно слово, Карлос. Прости меня. Дон Антонио не кто иной, как ты.

Ум мой помрачился, и я не воспринимал ничего, кроме тесно приникшей ко мне груди, горячих губ, прижавшихся к моим губам, и обжигающих слез, оросивших мои щеки.

* * *

Придя в себя, я увидел ее огромные глаза, с любовью на меня устремленные; я затерялся в них, словно в неких неведомых мне далях.

— О, как прекрасны твои муки, волшебница!

— Мы теперь квиты, Карлос. Ты мог бы меня простить, как и я тебя.

— Я не знаю за тобой вины! Возможно, в прошлой жизни ты могла быть передо мной виновата, но теперь — не гляди на меня так недоверчиво! Не родился ли я час назад для новой жизни? Все переменилось! Я обрел иного Бога!

— Не забудь же никогда своих слов, Карлос! Ты приобрел мое сердце не без труда, но надеюсь, что не слишком дорого. Молись на меня всегда; иначе придет расплата.

— Я весь принадлежу тебе, Эльмира. В каждом моем чувстве запечатлен твой образ, и потому прими меня как свою собственность. Но прости мне мою недоверчивость. Можешь ли ты сказать, что в той записке, которую ты столь тщательно спрятала?

— Да, я могу тебе дать ее прочесть; но не хотела бы внушать опасения, которые не в состоянии развеять. Оставим это.

— Как хочешь, Эльмира, — твои желания для меня закон. Но, признаюсь, мне бы хотелось с этим письмом ознакомиться.

— Как желаешь, Карлос, но не беспокойся напрасно: я верю тебе и своим глазам больше, чем этому жалкому листку!

Она поискала и достала наконец письмо. Буквы были выведены темно-красной краской, по цвету напоминающей кровь. Там стояло следующее:

Предупреждение графине Эльмире о доне Карлосе, который намеревается ее обмануть.

Вместо подписи были начертаны три креста.

— Где ты нашла этот листок? — спросил я встревоженно.

— В моем молитвослове.

— Тебе знаком почерк?

— Нет, не знаком, но я догадываюсь, кто это написал. Позволь мне поведать тебе одну тайну, Карлос. Уже много лет повсюду в Испании действуют Незнакомцы[140], которым подвластны все обстоятельства. Никто не может напасть на их след. Они проникают сквозь закрытые двери в самые потаенные комнаты. Ты слышал историю графа фон О*, который увел девицу против родительской воли и наперекор желанию этих Незнакомцев? После первой брачной ночи молодых обнаружили мертвыми в постели! Дон Педро Д* поссорился со своим отцом и исчез после того, как убил его по их приказанию! Они пишут только кровью, и три креста вместо подписи — их знак.

Оторопев, выслушал я ее рассказ. Мое настроение не ускользнуло от нее.

— Что смотришь ты так потрясенно, Карлос?

— Ответь, Эльмира, откуда тебе все это известно?

— Я сама уже испытала их влияние, но мне запрещено об этом говорить. Ты можешь положиться на достоверность моего рассказа. (О событиях, которые мне стали известны случайно, я еще расскажу. Они ужасны.) Но отчего ты так потрясен?

Я пересказал Эльмире приключения минувшей ночи. Теперь пришла ее очередь изумиться.

— Как! — воскликнула она. — Оба эти явления наверняка связаны друг с другом. Нет ничего очевидней! Нас хотят разлучить. Но они не могли предвидеть, что наша встреча закончится именно так. Они полагали, что страх во мне сильнее любви. Но запомни, Карлос: никто не смеет нас разлучить, даже смерть! Слышишь?

— Ах, Эльмира, еще ни одна клятва не произносилась столь искренне! Вот тебе в том моя рука. Мы не можем ни жить, ни умереть друг без друга.

Эльмира обняла меня с мечтательной, обворожительной страстностью, и вселенная для нас исчезла. В этот пламенный миг я мог бы ради Эльмиры умереть, если бы она того потребовала.

— Я хочу предложить тебе нечто, Карлос, — тихо заговорила Эльмира. — Заключим вечный союз. У меня есть ценная утварь и украшения. Я готова последовать за тобой всюду, куда бы ты ни шел. Этим изнеженным пальцам следует привыкнуть к труду. Все мои нужды будут состоять в том, чтобы о тебе заботиться, тебя одевать и тебе угождать. Разве не должно тому быть, милый Карлос?

Я порывисто обнял эту божественную девушку. Во взгляде ее я мог прочесть клятву, которую только что произнесли ее уста.

— Ах, я не стою тебя, Эльмира, — проговорил я наконец.

— Почему не желаешь ты меня заслужить? Любовь за любовь! Пойдем! Я предвидела все