– Терн! – громко позвал Раген. – Это ты, малыш?

Ответа не последовало. Побеги замерли. Но тень сомнения осталась, и Раген направил лошадь в заросли – взглянуть поближе.

Он уже подумал, что ему померещилось, когда все пришло в движение и нечто вырвалось из укрытия – темная тень пронеслась так близко от кобылы, что та пронзительно заржала и встала на дыбы, побивая копытами воздух. К тому времени, как Раген ее укротил, возмутитель спокойствия, кем бы и чем он ни был, исчез.

– Ты видела? – вопросил Раген, выводя лошадь из кустарника.

Не дожидаясь ответа, он направил ее на гору твердого мусора и привстал в стременах, чтобы расширить обзор.

Элисса мигом очутилась рядом.

– Только мельком, но оно было слишком большим для кролика и слишком маленьким для ночного волка. Бросилось через дорогу вон в те заросли, – показала она.

Раген видел примятые стебли, и его наметанный глаз различал след так же легко, как находил вехи на заросшей дороге вестников. Неустановленный беглец помчался из одного убежища в другое, устремившись в болото. Там, где скрылось это нечто, еще колыхался туман.

Раген скользнул из седла, забрал ночную сумку, щит и копье.

– Стреножь лошадей и разложи круги. Я вернусь до наступления темноты.

Элисса указала на сумку:

– Если до темноты, зачем тебе оружие и переносной круг?

– Здравый смысл, – ответил Раген.

Она скрестила руки.

Он вздохнул:

– Я оставлю зарубки. Обнеси лошадей кругом и догоняй. У нас в запасе всего несколько часов светового дня.

Раген прихлопнул очередного комара и еле удержался от бранного возгласа – он выдал бы их с головой. След находился с трудом, но преследуемый спешил и оставлял в грязи не вызывающие сомнений отпечатки. Башмаки у него разные, но вполне подходящие для шестнадцатилетнего подростка.

Еще не факт, но Рагену хотелось верить.

– Признаться, я думала, сидя дома в тепле, что вестником быть шикарно. – Элисса убила комара, который присосался к тылу кисти. – Даже завидовала порой, когда ты разглагольствовал о панорамах и городах.

– Это в жонглерских песнях все шикарно, – сказал Раген. – Они никогда не поют о комарах.

– И о хождении по грязи, пока не промокнут башмаки, – согласилась Элисса. – Мне кажется, что я обута в колоды льда.

– Возвращайся к лошадям и обсохни, – предложил Раген. – Я скоро присоединюсь.

– Идем со мной. Утром поищем еще, нам совершенно незачем тянуть до темноты. Если это Терн, ему есть где спрятаться на ночь, иначе бы он так долго не протянул.

Здоровенный комар сел Рагену на нос. Тот машинально хлопнул, и получилась приличная затрещина. Элисса прикрыла рот, пряча смешок. Когда боль прошла, Раген протяжно выдохнул.

– Ладно, может, ты и права. Идем обратно, хотя я не уверен, что торфяные демоны хуже проклятых комаров.

Элисса огляделась, и ее веселость угасла.

– А ты уверен, что знаешь, куда нам идти в таком тумане?

Раген усмехнулся и показал:

– Я тучен и сед, но первое, чему учится вестник, – отыскивать север, даже будучи вдрызг пьяным и нарезая круги.

– Очаровательно, – отозвалась Элисса.

Раген направился к лагерю, но вдруг споткнулся и провалился в топкую карстовую воронку. Он повалился ничком, лодыжка взорвалась болью.

– Демоново дерьмо, будь оно проклято и провались в Недра! – выкрикнул Раген.

Элисса моментально очутилась рядом:

– Не двигайся.

Она погрузила руки в грязь, чтобы высвободить ногу, но сапог прочно засел в трясине. Раген взвыл, когда она выдернула ступню из обувки и вытащила его на сравнительно сухой пятачок.

Сделав глубокий вдох, он на пробу пошевелил ступней. Тупая, пульсирующая боль вспыхнула вновь, но нога работала как положено.

– Вроде не сломал. Поищи чем перевязать, и до лагеря как-нибудь дохромаю.

Он произнес это с большей уверенностью, чем испытывал, но Элисса приняла его слова за чистую монету, сняла шейный платок для верховой езды и туго перетянула лодыжку, пока не распухла. Затем выкопала из грязи сапог, и Раген закусил палочку, натягивая его. Элисса забрала ночную сумку и щит, оставила ему копье лишь для опоры.

Раген проковылял какое-то время, но они углубились в болото дальше, чем он думал, а боль усиливалась с каждым шагом. Наконец она стала невыносимой.

– Мне нужно передохнуть. – Раген тяжело опустился на гнилой пень.

Элисса, дав ему похорохориться, теперь принялась действовать быстро.

– Ты весь в поту. Надо бросить доспехи.

Раген замотал головой:

– Это отцовские…

– Я знаю. – Элисса погладила его по затылку, где волосы слиплись от пота. – Только он не хотел бы, чтобы мы из-за них погибли.

Раген скрипнул зубами, но разрешил ей помочь с креплениями.

– Утром пришлем за ними людей, – сказала Элисса.

– Они заржавеют к утру, – ответил Раген, сбросив в грязь тяжелую кольчугу. – И я не буду просить людей рисковать и высматривать их, когда на подходе войско.

Сделав глубокий вдох, Раген оперся на копье и попытался встать. Пожалуй, это будет легче без лишних сорока фунтов на плечах. Он начал надеяться, что они доберутся до лагеря еще засветло.

Но лодыжку разрывало от боли при каждом шаге, и становилось все хуже по мере того, как она распухала в тесном кожаном сапоге. Его придется срезать.

«Сначала доспехи, следом – любимые сапоги», – подумал Раген. Он сделал еще один шаг, и лодыжка отказала напрочь, повергнув его на землю.

Сапоги вдруг представились наименьшей бедой. Он взглянул на Элиссу, гадая, не здесь ли настигнет их смерть – в забытом Создателем болоте, куда забрели ради мальчика, которого, возможно, вовсе не существует.

Он ожидал увидеть в ее глазах страх, но Элисса только выдохнула, огляделась и приметила в бескрайних топях обширную торфяную плешь. Удовлетворенно кивнув, она подступила к Рагену и подставила шею, чтобы он обхватил ее одной рукой.

– Что ты делаешь? – спросил Раген.

– Далеко тебе не уйти, а нести я тебя не могу, – ответила Элисса. – Доведу вон до того пятачка и разложу круг.

– Ты можешь… – начал он.

– Раген, я долго терпела, но – Создатель свидетель – если ты намекнешь, что мне следует бросить в болоте раненого мужа и спасаться одной, то предпочтешь встречу с демонами моему гневу.