– Спокойной ночи! Кажется, именно это ты пожелал своим друзьям? – говорит ведьма и улыбается. Странно, но ее улыбка мне кажется… соблазнительной. И вообще, она больше похожа на маленькую женщину, чем на девочку…

– Ты слышала, как мы разговаривали? – шепчу я пересохшим ртом.

Она игриво поводит хрупкими плечиками, затем неожиданно встает и стягивает с себя платье. В комнате стоит полумрак, но мне хорошо видны ее маленькие возбуждающие грудки, плоский живот и безволосый лобок. Ведьма закидывает волосы назад и забирает в пучок, крутится передо мной и вновь распускает волосы.

– Как мне лучше идет, Макс? – Она хохочет, прыгает на кровать и ползет ко мне. Я невольно отодвигаюсь к стенке.

– Я не укушу тебя, мой дорогой, обещаю! – Адское создание рвет на мне ворот рубашки и проводит по груди своей ледяной рукой. Потом она берет мою ладонь и начинает водить по своему соску. Он становится таким острым, что царапает мне кожу. Наигравшись одной своей грудью, она переходит на вторую, затем проводит моими пальцами себе по животу, опускает ниже и начинает ими гладить себя между ног.

Сердце ухает куда-то в пропасть, из глотки рвется стон.

– Кто из нас мертвый, Максим, я или ты? – прерывисто дыша, говорит ведьма и целует меня в шею.

Как ни удивительно, но прикосновение ледяных губ действует на меня возбуждающе. Она чувствует это и, целуя, начинает играть своим язычком.

– Давай сидя, Макс, я же такая легкая.

Словно во сне, я сажаю крошечную чертовку на себя, и нас обволакивает сладострастная истома…

Когда все закончилось, ведьма встала, ловко нырнула в платье и вновь подошла ко мне.

– Делу время, а потехе – час. – Она улыбнулась и погладила меня по волосам. – Идем, нас ждут.

– Кто ждет? – Я еще не мог прийти в себя и дрожащими руками застегивал ширинку.

– Слишком много вопросов! – погрозила она мне пальчиком, и нечто, мне не подвластное, резко подняло меня с кровати и повело за ней.

Мы идем по коридору, и в высоких окнах на фоне сереющего неба виден плавно падающий снег. В комнате за кабинетом горит свет, узкой полоской проникая в щель под дверью. Мы входим, и нас встречает инвалид. Я почему-то не удивляюсь, когда его вижу.

– Здравствуй, Макс! Рад тебя видеть! – Борис радушно улыбается и приглашает меня к сервировочному столику на колесиках. Там на одноразовых тарелках лежит семга, лимон и какое-то мясо. Инвалид открывает бутылку коньяка и наливает его в пластиковые стаканчики. Вся эта картина смотрится довольно диковато и, по меньшей мере, странно. Можно же было переложить все это на обычный стол. Хотя, может, ему приятна сама ассоциация: он – на колесах, столик тоже. И эта пластиковая посуда…

Колясочник ловит мой недоумевающий взгляд и улыбается:

– С одноразовой посудой очень удобно. Поел – и сжег! Отпечатки пальцев вытирать не надо. Хотя у меня пальцы и забинтованы.

Он предлагает выпить, что мы и делаем. После чего его глаза становятся похожими на две колючие льдинки. Он с трудом цепляет пластмассовой вилочкой ускользающий от него кусочек рыбы, отправляет в рот, вытирается бумажной салфеткой и говорит:

– Пришло время расставить все точки над «i», Максим. Я тебе сейчас вкратце обрисую ситуацию, а потом ты будешь задавать вопросы, если они у тебя, конечно, возникнут.

Я согласно киваю, взгляд непроизвольно падает на неизменное ружье, покоящееся на коленях инвалида. Разве у меня есть выбор?

– Если ты помнишь, то меня зовут Борис. Несмотря на разницу в возрасте, я не против, чтобы меня так называли. Условности только все осложняют. Прежде всего, я благодарен тебе за то, что ты передал мое приглашение насчет отдыха в Чертовке своему директору. Бояринов неплохой парень, хоть немного и заносчивый. Ну, да ладно, сейчас речь не о нем. Сначала о тебе.

Тут я наконец понимаю, что никакой это не сон. Инвалид был абсолютно реальный.

– Что ты хочешь от меня? – несмело проговорил я.

– Ты, мой юный друг, обладаешь способностью периодически обитать в двух мирах. Попросту говоря, у тебя проблемы с психикой. Я воскрешу в твоей памяти события восьмилетней давности, если ты не против.

Я почувствовал, как сердце снова заколотилось, грозя выскочить наружу. Был ли я против? Да я думал об этом все эти годы!

Не дождавшись от меня ответа, Борис продолжал:

– Когда ты пришел в этот дом, с тобой не было друга в костюме Деда Мороза. Ты был один. Действительно, в доме была мертвая девочка, а также женщина. Успокойся, это не твоих рук дело.

Я испытующе смотрел на него, лицо Бориса исказила кривая улыбка, и он произнес медленно, чеканя каждое слово:

– Прежде чем прийти сюда, ты убил своих пьяных друзей.

Я отшатнулся, словно оглушенный. Что он говорит? Как убил? Кто убил, я?!

– Я… я не… – залепетал я, но Борис меня жестко оборвал, не давая продолжить:

– Да, убил. Убил своих друзей, которые не могли оказать никакого сопротивления, потому что или спали, или были пьяны, сейчас это не столько важно.

Видя мое состояние, близкое к шоковому, инвалид немного смягчился:

– Понимаешь, Максим, у человеческого организма есть защитная функция: он выдумывает себе оправдание в виде сказок, чтобы не сойти с ума. Убедил себя и ты, что это дело рук какого-то маньяка. А этот маньяк – ты, Макс. Ты спросишь, почему тебя не посадили за решетку и, главное, куда делись трупы восьмерых человек? Отвечу: тебе помог мой родной брат. Да-да, бывший участковый Аникеев Андрей Андреевич. Он перевез их на своем «уазике» в лес и спрятал в потайной яме, пока ты гулял по деревне и сидел непонятно зачем в шкафу. Потом уничтожил отпечатки твоих пальцев, и все получилось шито-крыто. Зачем нам это надо? Вот это главный вопрос. Предлагаю выпить, а потом я продолжу.

Я сидел совершенно опустошенный и раздавленный. Меня терзали раньше какие-то смутные подозрения, перед глазами мелькали обрывки чего-то страшного и непонятного. Но такое… Мы молча выпили, и Борис стал рассказывать дальше:

– Все началось давно, когда я работал врачом-патологоанатомом. Все знают, что любые чувства со временем притупляются. И любой из врачей моей специальности, проработавший достаточно продолжительное время, спокойно сядет пить чай возле трупа. Так было и у меня. Хотелось адреналина и остроты ощущений. Сначала я начал пить, потом употреблять наркотики, сперва слабые, а потом переключился на более мощные. Все приелось, и я был готов наложить на себя руки. Потом, в один прекрасный момент, меня осенило: я решил препарировать живого человека. Я напоил какого-то подзаборного доходягу, которого никто бы не стал искать, и ночью завел к себе в подвал во время дежурства.

Я сидел в полной неподвижности, догадываясь, что произошло дальше.