– И вот где ее теперь носит? Я приехала всего на один день!

– Ты бы приезжала почаще, может, она бы и не дерзила, – тихо сказала тетя, и чтобы мама не успела ей ответить, я быстро вошла в комнату.

Мама сидела на маленьком диванчике у окна. Тетя любила сидеть там по вечерам, смотреть, как на улице зажигаются огни. Я иногда садилась рядом или на полу у ее ног и читала. Мама обернулась на мои шаги. Закатный свет заливал ее золотом всю, с головы до ног, она была очень, очень красивая, и на месте господина Этьена я бы тоже в нее моментально влюбилась.

– Доченька!

– Здравствуй, мама. – Я села на стул напротив. Спрятала руки в складках платья. Не знаю я, о чем с ней говорить.

– Прости меня, дорогая, – сказала она. – Я знаю, что давно должна была приехать, но до Рионелы так трудно добраться! И так много всего на меня навалилось.

Я молчала. Тогда она решила применить последнее средство, чтобы меня разговорить.

– Папино имущество арестовали. Сказали, что он замешан в каком-то заговоре, я не поняла, это все так сложно…

– Где он?

– В бегах, вероятно, – усмехнулась она недобро. Горькая обида коснулась ее губ. – А может, умер.

– Эверин!

– Я знаю, знаю, что не должна так говорить! Но сами подумайте: прошло почти десять лет, как он ушел! Не объяснив, не сказав, куда он и надолго ли, ни одной весточки, а еще эти обвинения против него…

– Почему они так долго ждали? – удивилась тетя. – Почему сразу не обвинили его? И в чем? В заговоре? Против кого?

– Против государства, наверное, откуда мне знать!

А я думала, думала, и во мне разрасталась надежда.

– Если его обвинили только сейчас… значит, он жив? Да? Просто скрывается?

– Скрывается! Он государственный преступник! Он всю жизнь нам испортил!

– Мне он не портил жизнь! – вскипела я. – Где господин Этьен? – спросила я у тети. Безумная мысль росла во мне, крепла, и надо было срочно поговорить с господином Этьеном.

– Он пошел тебя искать, – угрюмо сказала тетя.

И они молчали! Я сказала:

– Вынуждена вас покинуть, дамы.

Ну, надеюсь, теперь она довольна моим воспитанием.

На улице было уже темно. Воздух звенел от холода. Не сегодня завтра выпадет снег. «Он государственный преступник», «у меня тут живет старинный друг», «я видела, как он шел со стороны холмов»… Ведь говорят же, что в холмах живут преступники, есть ведь такая версия. И если мой отец обвиняется в чем-то таком, почему бы ему не быть в холмах? «Остановись, Элоис, – сказала я сама себе, – если твой отец и жив, и даже если он скрывается, то вы жили где-то не здесь, а очень-очень далеко. Он не может быть в холмах». Но поговорить с Этьеном все равно надо. Только непонятно как. Как поговорить так, чтобы он не догадался, что я его подозреваю… сама не знаю, в чем.

Я увидела господина Этьена около лавки художников. Ола как раз закрывала ставни, а он помогал ей. Они о чем-то весело разговаривали, смеялись. Ищет он меня, как же! Да он бегает за каждой юбкой! Я подумала, что они с Олой были бы очень хорошей парой. И опять мне захотелось плакать.

Мама прожила не один день, как обещала тете, а целую неделю. Не могу сказать, что это была лучшая неделя в моей жизни. Трудно жить рядом с незнакомой женщиной, которая имеет на тебя все права. Но с другой стороны… с другой стороны, она купила мне десять новых платьев, пальто, перчатки, шляпы, ботинки и сапожки на невысоком каблучке, мы ходили по магазинам, и она тратила деньги так, будто у нее были миллионы. Она наняла рабочих, которые в три дня отремонтировали мою комнату, гостиную и тетину комнату. А еще она устроила меня в частную школу. И это было лучшее, что она могла для меня сделать, потому что после того бала, с которого я сбежала, каждый день в школе превратился в пытку. Барит боялся в открытую надо мной издеваться, он изводил меня исподтишка. Поэтому, когда мама сказала тете: «Мне не нравится школа Элоис, надо поискать другую», я ничуть не расстроилась. Только с Катриной было жалко расставаться. Но ведь можно дружить и не сидеть за одной партой.

Новая школа совсем другая. Учителя говорили нам «вы», девочки и мальчики учились в разных классах, на завтрак нам давали такие блюда, названия которых я даже не слышала. Все здесь были воспитанные, послушные, сосредоточенные на учебе. Ужасно скучные. Конечно, я отставала по всем предметам. Особенно по тем, которых в старой школе не было и в помине: танцам, рисованию, вокалу. И мама наняла мне частных учителей. Господин Этьен вызвался давать мне уроки рисования, предъявив маме диплом какого-то университета.

Я больше не закатывала истерик. Я даже перестала думать о секретах господина Этьена. Какая мне разница, кто он и откуда? Как он разговаривает с мамой и как на нее смотрит? Меня будто выключили, я стала бесцветной и послушной, как все девочки в новой школе. Моя война с ними всеми угасла, не успев начаться.

Мама уехала, когда выпал снег. Зима началась сразу, не дав дождям и грязи разгуляться. Мама обняла меня так, будто прощалась навсегда. Я заплакала. Я не должна была, но почему-то заплакала.

– Я приеду весной, я обещаю тебе. Моя дорогая, если бы законы Рионелы не были так строги!

– Зачем вообще уезжать, – всхлипывала я, – мы бы жили вместе, здесь так красиво.

Мама обняла меня еще раз и поцеловала в макушку. Мне казалось, что она хочет что-то сказать, но почему-то не говорит. Тетя неслышно встала за моей спиной. Мама обняла и ее, а потом протянула руку господину Этьену.

– Я рада, что вы живете здесь, господин Этьен, – сказала она.

Мне почудился какой-то намек, но не все ли равно? Она уезжает.

Зима была долгой и веселой. Даже удивительно, как весело можно проводить время, если у тебя есть школа, где никто к тебе не лезет, есть Катрина, которая каждый день прибегает в гости с охапкой новостей, и господин Этьен, который дает тебе уроки рисования. Рисовать у меня совсем не получалось. Но он не сердился.

– Просто надо рисовать и рисовать. Каждый день, каждую свободную минуту, надо быть внимательной, Элоис, смотреть на вещи, на любые вещи, на все подряд, так, будто ты хочешь их сделать своими руками. У тебя получится.

Мне было все равно, получится у меня или нет. Мне просто нравилось, что мы сидим в его комнате, где пахнет красками, холстами, растворителями, нравилось смотреть, как краски смешиваются на палитре, как Этьен ходит по комнате большими уверенными шагами… Внутри себя я давно убрала этого дурацкого «господина» и называла его просто по имени. И от этого мне тоже было весело. Однажды он сказал:

– Я тебя нарисую! Можно?

И он начал меня рисовать. Тетя нашла старое платье, в котором, по ее словам, мама познакомилась с папой, платье было нежно-голубое и очень мне шло. И было в самый раз.