— Дом фон Райндорфов на Заозерной улице. 

— Черри, за мной, мой юный квази-друг.

Мы с Вележем ехали в такси. Сколько же их развелось, этих зеленых кэбов со значком – стилизованным египетским глазом в кружке эктоплазмы на капоте и дверцах. В прежние времена люди не делали разницы между големами и кадаврами, нежитью и нечистью, посмертиями и умертвиями – боялись всего. А мы нынче ездим в автомобилях, управляемых элементалами, и считаем удобным иметь нежить в слугах и гоблинов в домашней технике.

Я с любопытством потянулась сознанием к автомобильному кадавру, но он испуганно «шарахнулся». Машина вильнула, Вележ сонно пробормотал что-то недовольное и дернул ногой. Лучезара Огнецвет, когда ты угомонишься, наконец? Потратила коловрат, устала физически. Голова чешется. Классно, да? Скорее бы у голема отросли волосы той же длины, что у меня, не нужно будет откатывать прическу в прошлое.

Я осторожно скосила взгляд на руку спящего форензика. Сколько там натикало? Так рано? Еще вечер, а мне кажется, ночь глубокая. Нужно успеть в общежитие до его закрытия. Браслет барона фон Райндорфа, снятый с моего запястья умелым Милли, лежит в ящике письменного стола. А ведь Милли даже не спросил, зачем мне избавляться от слежки, просто взломал защиту, подсунув под браслет свой палец. Милли же наг, ему вектор порвать – раз плюнуть.

— Парень есть? — спросил Вележ так неожиданно, что я подскочила.

— Что?

— У тебя парень есть? Встречаешься с кем-то?

— Нет.

Черт! Нужно было сказать, что есть! Мало ли.

— Это хорошо, — пробормотал форензик, не раскрывая глаз, — ревновать не будет. Ты как хочешь, девочка, я не могу сейчас в ресторацию или кафе, на люди не могу – не выдержу. Поговорим у меня? Стейков нет, зато есть отличный бекон. Не бойся, твоей репутации ничто не угрожает – ты не в моем вкусе. Кстати, давай на «ты», наконец. Я Ленни.

… Ленни деревянными щипцами уложил кусочки бекона на сковороду. От восхитительного запаха закружилась голова. Скорей бы! Рядом с поджаристыми ломтиками зашипели яйца, свежемолотый черный перец из меленки пустил по кухне одуряющий аромат.

— Есть миры, — сказал Вележ, раскладывая яичницу по тарелкам, — где магия завязана на специях. Закрытые миры. Маги лет двести бьются, ни одного филиала Академии закрепить там не могут – специфика. Я был в одном в студенческие годы, в составе семерки профессора Калужского. Мы тогда еле ноги унесли. Нечисть там уж больно люта. Ешь.

Уговаривать меня не пришлось.

— Не хуже, чем секс, правда? — Вележ кивнул на пустую тарелку.

Я неопределенно повела глазами.

После еды захотелось спать, и я припала к чашке крепкого кофе, сваренного Ленни в турке.

Ленни казался очень усталым: черты лица заострились, углубились морщины под глазами и в уголках носа. Он принялся кидать в кофе кусочки сахара: один, второй… пятый.

— А это мое лекарство, — пояснил он. — Сладкое питает правый коловрат. Что-то я подустал.

— Я не могу о себе рассказывать, — сказала я виновато. — Мне нельзя.

— Твой коловрат. Слишком мощный для человека. Обычные каналы такой поток не выдержат. Ты из Других? Из тех магических рас, что в людских мирах не любят афишировать свое происхождение?

— Я не из Других, но скрываюсь. Есть причины.

— Да? Ну да бог с тобой. У тебя волосы длинные и веснушки. Мило. Лучше, чем с лицом, как у водяницы.

— А ты их видел, водяниц? — немного обиделась я.

— Видел. И водяниц, и утопленниц в процессе обращения, и уже обращенных в водную нечисть. Я закурю?

Я сглотнула и кивнула. Ленни достал трубку и принялся набивать ее табаком.

— Личный подарок государя, — коротко объяснил форензик, заметив, что я рассматриваю кисет с вышитой на нем эмблемой императорского дворца. — Если бы не мои заслуги и связи, и не похлопочи бы за меня графиня Хомутова – не попал бы я в агентство Олевского и Райяра.

— А тебе очень нужно было? — предположила я.

— Да, — Ленни затянулся, взгляд его немного расслабился.

Он ходил по своей огромной квартире босиком, был одет в алую шелковую рубашку, слегка, по-домашнему помятую, и джинсы, подвернутые до колен. Ногти у него на ногах были покрыты красным лаком с блестками. Будь Ленни помоложе и не такой… фрикнутый, признаюсь, я могла бы в него влюбиться. Честно говоря, я была немного на грани. На грани влюбленности. Мне нравилось это чувство, оно меня грело.

— Нравлюсь? — поинтересовался Вележ, зевнув. — Я обаятельный. Ни на что особо не надейся, тыковка .

— Очень надо!  Ну… ты интересный, но странный, — призналась я. Он еще и мысли читать умеет? — Тебя ведь Антону Макаровичу в помощники дали, верно? А ты их обоих по углам расставил.

— В помощники. Вележа в помощники. Куда катиться мир? Чтоб ты знала… — Вележ замолчал, подвигав челюстью, — если бы не ты, все было б по-другому: оплошался бы я, невинного человека мог  опорочить. А все потому, что соблазнился: вот он шанс наказать убийцу Мадлены, сам в руки плывет. Запомни, тыковка, само в руки плывет только дерьмо. Покажи мне еще раз колбу с волосами.

Я молча сходила в прихожую за сумкой. Достала из нее колбу, поставила на стол. Стеклянная ловушка слабо засветилась. Нужно «покормить» призрака. Завтра, когда мой коловрат начнет прибавляться.

Вележ склонился над колбой, вглядываясь в сполохи эктоплазмы.

— Светлые, — сказал он. — Русые. Убери, тяжело смотреть.

Я спрятала колбу в сумку, села на прежнее место за кухонным столом, затаила дыхание и приготовилась слушать.

— У нас ни одного магического существа в роду, — заговорил Ленни, попыхивая трубкой. — В роду гордых Вележей, в старину чуравшихся любого разбавления благородной крови. Но быть чистым человеком уже давно не в тренде. Да тут еще я… невесть что уродилось, как частенько повторял отец. Ну он и решил сразу двух зайцев убить – заиметь сына от Другой… и чтоб нормального, магически одаренного сына, мой-то Дар казался ему чем-то извращенным, неправильным. Заимел. Только дочь. Матерью Мадлены была фавнесса-полукровка. Что-то у них с отцом пошло не так. Они расстались, Мадлена признавать себя частью рода Вележей отказывалась. Но мы с ней… мы сдружились. Чувствовали себя тайным клубом, заговорщиками. Общались, хотя родители не разрешали… В ночь убийства, покинув тело, она устремилась ко мне, единственному человеку, который принимал ее без всяких условий. Это было… ужасно это было, тыковка. Я впитал ее без сопротивления, поддерживал ее разум все эти восемь лет. Скоро нам расставаться – у меня идет кровь носом и изредка бывают припадки – она понимает и согласна уйти. Времени мало. Я должен его найти… Знаешь, почему фантомы забывают имена? Имя – это часть Этой Стороны, на Той стороне оно бесполезно. Она с кем-то встречалась перед смертью. Ее возлюбленный был как-то связан с ее гибелью, но она не помнит, как его звали. Единственное, что она могла сказать – «вендиго». В Нью-Арконе только один род Снежных Воинов – Олевские: Макар, президент Фонда Дружественных Рас, и два его сына. Есть еще двоюродный брат Антона и Владимира – Назар. Это не Макар – вендиго не изменяют своим половинкам. Остаются Антон, Владимир и Назар. Все нити вели к Антону. И сегодня я чуть не попался. Это было бы логично: маньяк снова принялся убивать. Но потом я подумал: а что если этот маг-злодей убивает тех, кто дорог Олевским? Или желает их опорочить? Что если это месть? Эта девочка в кукольном доме, Мадлена, влюбленная в кого-то из вендиго… Смерть Мадлены связана с Олевскими, но это не значит, что убил ее кто-то из них. Я снова там же, где был в начале… Я сразу поверил в то, что ты говорила со Светланой. Понял, что ты медиум, когда услышал подробности о гибели Мадлены, которые никто, кроме нас двоих, не знает. Сосед Мадлены был в нее влюблен. Она успела заметить, как он пытается ее спасти. Что помнит призрак? Ты видела лица из его памяти?