— Да, студиозус Гудков.

— Почему фантомы не подселяются в гомункулов? Эти твари готовы жить даже на одном кристалле, а големами и кальками брезгуют, что ли?

— Вы плохо меня слушали, Гудков. Я сказал: некоторые виды нежити и посмертий. Фантомы же слишком сложны для подселения в условно-живое тело. Что есть фантомы? Души мертвых людей, которые каким-то образом сошли с пути эволюции или были искусственно из нее выведены. Потерянные души, господа. Магическая наука сотни лет бьется над решением проблемы неупокоенных посмертий. Посмотрите на доску, — Олевский приглушил свет в зале движением ладони и спроецировал на белый экран нечто, сложенное из светящихся точек и похожее на бусы без нитки. — Человеческая душа состоит из двенадцати плазменных сгустков. В теле обычного человека она располагается вдоль позвоночника, а в качестве паразита – хаотично, цепляясь за нервные окончания, потому со временем в теле носителя нарушаются энергетические потоки и возникают болезни. Но главное для вторженца – мозг: способность управлять чужим телом или хотя бы сохранять в нем свое сознание. Следующий слайд. На электроэнцефалограмме зараженного фантомом человека видна дополнительная кривая, результат вторжения – раздвоение личности у носителя. У големов мозг малоактивен, гомункулы созданы выполнять примитивные действия. Создание, не буду отрицать, выдающегося для своего времени кадавра известным магом Виктором Франкенштейном так и не стало научным прорывом. Его гомункул мог говорить, совершать некоторые самостоятельные действия и очень впечатлял окружающих, но… — Антон Макарович развел руками. — Природа позаботилась о том, чтобы человек оставался человеком, не копировался в автоклавах и не сшивался из отдельных частей. Поэтому все эти сторонники «приживления несчастных скитальцев в специально выращенных телах» не совсем понимают, о чем говорят… Что ж… Время, господа студиозусы. Лекция закончена. Еще вопросы? Подходите.

О, вопросы, конечно, были. На Олевского налетели щебечущие девчонки. Всех интересовал вопрос бала. И танца с преподавателем, разумеется.

Я помахала подругам, спешившим в столовую, и тоже осталась после звонка, стоя поодаль и ожидая, когда начнется отлив однокурсниц.

— Никого он не возьмет, — произнес кто-то сзади.

Рядом со мной стоял Бронислав. Кудель смотрел на Олевского, сонно прикрыв веками глаза. Я поискала взглядом Лексея. А, вон же он, у двери. Зло поглядел на Бронислава и вышел в коридор, пройдя сквозь Генриха, приподнявшего над головой цилиндр.

— Его Капалов уговорил на балу присутствовать, — продолжил Кудель. — Но Олевский девчонок в свою семерку никогда не берет. Поэтому губу не раскатывай, танцевать он ни с кем не будет, прикалывается только, чтобы вы, девки, из кожи вон лезли. Преподам бонусы начисляют, если курс хорошо работает. 

Танцевать? Да кто тут говорит о танцах? Меня интересует семерка Олевского. Что-то мне подсказывает, что я вполне достойна стать исключением. Я задумчиво посмотрела на Антона Макаровича. Тот вдруг заметно вздрогнул, оглянулся, кивнул мне, показал глазами «вижу, подождите».

— Спорим, что через два месяца на Балу Посвящения я буду танцевать с Олевским.

Чего это я? Вырвалось как-то? Нет, было сказано осознанно.

— Да, — твердо повторила я. — Спорим, я войду в его семерку!

У Бронислава полезли на лоб брови:

— Так ты, Огнецвет, тоже… спорщица? — однокурсник рассмеялся. — Надо же, какое совпадение. Ну спорим. Запечатляющий пари вектор знаешь?

Еще бы! Всю школу тренировалась. Мы зафиксировали спор. Проигравший обещал на три дня стать личным «големом» победителя, выполнять все его приказы и сопровождать повсюду, притворяясь тупым гомункулом.

Бронислав, казалось, засыпал на ходу. Даже руку не сразу отнял.

— Ты чего такой смурной? — поинтересовалась я. — Всю ночь занимался?

— Ага, занимался. Играл в одну… азартную игру.

— Выиграл? — обеспокоенно уточнила я. А вдруг он тоже типа вендиго, «фартовый»? Слышала о таких.

— Не, — Кудель зевнул. — Проиграл. Но это было весело.

Бронислав ушел, как всегда что-то насвистывая, а Олевский, вежливо разогнав девушек, подозвал меня к себе.

— Госпожа Огнецвет, — сказал Антон Макарович, перекладывая бумаги на столе. — Я выслал вам магическое подтверждение договора. И оплату за один рабочий день, почасовую, как договаривались. Ваш голем очень успешно справился с заданием.

Вы даже не представляете, насколько успешно.

— Это хорошо, — промямлила я, волнуясь. — Когда мне прислать его в следующий раз?

— Не раньше среды, — подумав, отозвался Олевский. — Вам хватит времени  на то, чтобы его зарядить?

— Да. А как же завтра? — пискнула я. — Черри почти зарядилась!

Завтра вторник! Будет совещание в агентстве! Неужели я его пропущу?!

— Уже?

— Я каждый день даю ей коловрат!

— Надеюсь, без ущерба для вашей ауры.

— Нет, я в порядке!

— Завтра у нас запланирован… день бумажной волокиты. Голем нам не понадобится. Что-то еще, госпожа Огнецвет?

— Да… Антон Макарович, я уже спрашивала вас про вашу семерку… Я помню про среду… про практикумы, помню! Я буду стараться изо всех сил! Криминалистика – моя мечта! Хотите, я буду помогать вам в вашем агентстве? Бесплатно! И голема отдам просто так, не надо мне платить!

— Пытаетесь меня подкупить? — с мягкой снисходительностью поинтересовался Олевский.

— Нет, что вы?! — я возмущенно тряхнула головой.

Антон Макарович перешел к другому краю стола и занялся сборами: вынул из портфеля коробку с маркерами и положил туда коробку с карандашами, переложил одну бумажку с пометкой «волюм 112» на другую, где над убористым рукописным текстом карандашом было написано «не растекайся мыслью по древу, балабол».

— В области Криминалистики очень велика профдеформация.  Лучезара, я не против девушек в своей семерке, отнюдь. Я против ранних морщин на женских лицах, бесплодия и… глупой смерти. Женщин легче высосать, чем мужчин, их легче подчинить – они эмоциональнее. Из всех семерок на опасных заданиях призраки нижних уровней всегда выбирают девушек для атаки и вторжения. Вы знаете, как работают экзорцисты? Они отрывают фантомов от нервов. Это больно. 

— Продфедормация? Да, я понимаю! А если у человека… у девушки – сильный коловрат? Очень мощный коловрат. Такой, что не позволяет ничему вторгнуться или воздействовать! — немного сердито парировала я.

— В своей жизни я встречал только одну такую девушку. У нее было двадцать единиц. Но она все равно ушла на другой факультет… Лучезара, вы… — Олевский переложил бумажку с номером волюма на ту, где кто-то рекомендовал кому-то не растекаться по древу, — вы можете попытаться. Как и все остальные. Но помните: если у вас не получится, если вы будете разочарованы – это для вашего же блага. Юность часто романтизирует опасности и мечтает о приключениях. Но, сбываясь, в зрелом возрасте те мечты вызывают кошмары и бессонницу. Надеюсь, вы запомните мои слова… Я вас больше не задерживаю.