— Ты становишься требовательной.

Издав нетерпеливый возглас, Антония потянулась к Рейнло. На одно волнующее мгновение она ощутила теплую влажность его дыхания, нежную твердость губ. Его язык, будто играя и дразня, коснулся ее языка. Прерывисто вздохнув, Антония припала к груди Николаса. Но в следующий миг он внезапно отстранился.

— Не понимаю, — нахмурилась Антония.

С сухим смешком Рейнло потянул ее за собой, к поросшему мхом надгробию, потрескавшемуся и заброшенному подобно большинству могильных памятников. Антония пошатнулась, когда Николас притиснул ее к холодному сырому мрамору.

— Черт побери, Антония, я пытаюсь вести себя как воспитанный человек.

— Зачем? — прошептала она, нетерпеливо сжимая могучее плечо Рейнло.

Схватив Антонию за руку, Николас обнажил белое запястье и приник к нему губами. От прикосновения его губ по телу Антонии пробежала дрожь. Рейнло заговорил жарким шепотом, словно кто-то мог его подслушать:

— Здесь небезопасно. В переулке нас ждет карета. Сколько у тебя времени?

Слово «время» заставило Антонию вздрогнуть как от вспышки молнии. Она не смогла бы остаться с Рейнло, даже если бы тот умолял ее об этом. Ей удалось вырваться из безжалостной пасти времени всего на одну ночь.

Голос ее сорвался на шепот.

— Касси гостит у Мерриуэдеров. Она собиралась побывать на музыкальном вечере леди Нортхем, а утром на венецианском завтраке у Паррисов.

К счастью, Касси подружилась с Сюзанной Мерриуэдер, и мать этой юной леди согласилась присматривать за мисс Демарест, пока мнимое недомогание не позволяло Антонии исполнять обязанности компаньонки.

— А слуги?

— С Касси поехала ее служанка. Остальных я отпустила. Они привыкли, что я обхожусь без чьей-либо помощи.

Антония понимала, что безумно рискует: какая-нибудь не в меру усердная служанка могла обнаружить ее отсутствие, или же Касси внезапно понадобилась бы компаньонка, — но никакие опасности не могли заставить ее отказаться от соблазна в последний раз поддаться чарам Рейнло. Искушение было слишком сильно.

Губы Николаса изогнулись в довольной усмешке.

— Значит, до завтрашнего дня ты принадлежишь мне?

Глаза его торжествующе сверкнули.

Антония отчаянно пыталась сохранять здравомыслие, твердя себе, что их мимолетная связь ничего для Рейнло не значит. Маркиз стремится утолить голод, не более. И, возможно, взять верх над женщиной, бросившей ему вызов. Она, Антония, не занимает особого места в его жизни и является лишь одной из его многочисленных любовниц.

Но ее бедное глупое сердце отказывалось в это верить. Ее бедное глупое сердце настаивало, что эта ночь так же важна для Николаса, как и для нее самой. Когда Рейнло помог ей избежать скандала на балу, броня, которой окружила себя мисс Смит, рухнула. Проклиная свою беспомощность, Антония уступила соблазну. Потому что вместе с погибелью Рейнло обещал ей немыслимое наслаждение.

Она желала Николаса, как никогда не желала другого мужчину, с горькой обреченностью сознавая, что никто другой не может пробудить в ней подобное чувство. Антония знала: нынешняя ночь оставит шрам в ее душе. Шрам более глубокий, чем рана, нанесенная детской любовью к Джонни Бентону с его льстивыми речами и картинной красотой.

— Антония. — Рейнло погладил тыльную сторону ее ладони. Даже сквозь перчатку его прикосновение казалось обжигающим. — Если ты передумала, я не стану тебя удерживать, мне не следовало вчера так настойчиво добиваться твоего согласия.

Взгляд Рейнло скользнул по ее лицу. Антонию вновь охватил стыд: этот человек знал о ней слишком много. Но в глазах маркиза не было осуждения, лишь сострадание, участие желание.

Мисс Смит вольна была уйти или остаться.

— Ты ни к чему меня не принуждал, — тихо возразила она.

Обсидианово-черные глаза Рейнло насмешливо блеснули.

— Значит, мне не придется похищать тебя подобно дьяволу, крадущему твою душу?

Разжав объятия, Рейнло бережно накинул на голову Антонии капюшон, чтобы скрыть ее лицо, и, взяв ее за руку, повел к воротам сквозь густые заросли буяня и лютиков.

В переулке их ожидал неприметный экипаж. Антония оценила осторожность Рейнло, но попыталась быть беспристрастной. Она напомнила себе, что для многоопытного ловеласа, покорителя женских сердец, осмотрительность — вторая натура. Однако радостное волнение вытеснило эту циничную мысль.

По-прежнему молча, Николас отворил дверцу кареты и, отступив в сторону, предложил спутнице руку. С бешено бьющимся сердцем Антония взошла на подножку. Она переступила границу владений Рейнло, зная, что вернется назад другой женщиной.

Николас уселся в экипаж следом за ней и постучал кучеру. Карета тронулась, стоило ему опуститься на покрытую подушками скамью. На тесном сиденье его бедро соприкоснулось с бедром Антонии. Ее обдало волной жара.

Антония ждала, что Николас обнимет ее. Но он сидел неподвижно. Наконец она откинула капюшон и повернулась к нему. В его глазах застыло странное выражение. Не обычная ленивая чувственность и не жадный голодный огонь, пожиравший его в летнем домике в Суррее.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, словно каждый оценивал силы противника.

Оба хранили неподвижность точно немые застывшие статуи. Потом внезапно, в едином порыве, они рванулись друг к другу, и губы Рейнло впились в губы Антонии со страстью, от которой, должно быть, содрогнулись врата рая.

Внезапно обрушившийся ливень забарабанил по крыше кареты, вторя гулкому стуку сердца Рейнло. Бескрайний мир съежился, превратившись в темный тряский экипаж, где властвовала голодная страсть. Время стало вязким как патока, мгновения слились в плавный мерцающий поток. Рейнло пытался удержать их, но тщетно. Они выскальзывали из его дрожащих пальцев, падая в вечность.

Наконец Николас неохотно поднял голову и посмотрел на Антонию. В полумраке кареты ее полные губы выделялись алым пятном на пылающем лице. Напряженная звенящая тишина расплывалась в воздухе, опутывая Рейнло и его спутницу невидимыми нитями.

Антония медленно открыла глаза. Она казалась одурманенной, словно поцелуй перенес ее в иной мир. То же чувство испытывал и Николас.

Прерывисто вздохнув, он распахнул накидку Антонии и скользнул рукой ей за корсаж. На ней было надето что-то легкое и светлое с восхитительно низким вырезом. Должно быть, раздевать ее — словно разворачивать чудесный подарок.

У Антонии вырвался сдавленный стон, когда ладонь Рейнло сжала ее грудь.

— Я хочу тебя, — чуть слышно прошептал Рейнло.

Его пальцы сильнее сдавили ее грудь, губы жадно приникли к ее губам. Хрипло застонав, Антония порывисто прильнула к Николасу. Шляпа, сбитая с его головы, упала между скамьями. Оторвавшись от губ Антонии, Рейнло принялся осыпать поцелуями ее шею.