— Ваши муки кончились с его смертью.

— Считайте, как вам будет угодно.

— У него было больное сердце?

Стало заметно, как Затонский что-то хочет сказать. И он решился.

— Знаете, раз такое дело… — начал он. — Во всем виновата его жена, страшная ведьма. Наверняка нашептывала, что он гений, которому все позволено. А когда гений пал с высот, взяла и убила.

— Полагаете, Горжевского убили?

— Что же еще!

— Но ведь заключение подписал Дубягский?

Впервые на лице Затонского показалась улыбка.

— Это же просто смешно… Вы его видели?

— Кстати, у вас случайно не осталось снимков Горжевского? Может, общая фотография врачей?

— Никогда не было.

— Описать его смогли бы?

— Кого?

— Вашего друга Горжевского.

— Он мне не друг! — Затонский вовремя сдержал удила. — Я плохо запоминаю лица. Если они не мои больные…

— И все-таки. Постарайтесь…

— Обычно выглядел. Ничего примечательного. Не косой, не кривой.

— Вскрытие кто делал после обнаружения тела?

— Вскрытия не было. Горжевская запретила, а полиция не настаивала. Я бы взрезал его с большим удовольствием.

— На похороны ходили?

— Еще чего!

Ванзаров ловко соскочил с поленницы, не обрушив ее, — как будто вырос в деревне и делал это сотни раз.

— Благодарю, господин Затонский, за ценные сведения, — сказал он, отряхивая руки от крошек коры. — Излишне напоминать, что о нашей беседе не следует говорить никому.

Доктор молча повернулся и пошел к больнице. Так соскучился по оставленным больным.

Сыровяткин нашел, что выполнять просьбы Ванзарова не только приятно, но интересно. Вроде фокуса: дают тебе задание, на первый взгляд бесполезное. Стоит его выполнить, как открывается не только смысл, но и польза. Все загадочное оказывается настолько простым и очевидным, что остается гадать: как сам не догадался? Когда Ванзаров попросил проверить дату похорон Горжевского, полицмейстер не стал поручать никому, сам сходил к отцу настоятелю Мариинской церкви и заглянул в книгу регистрации отпеваний.

— Давайте считать, — сказал Ванзаров, положив на столе бумажку с выпиской. — Мадам Горжевская отбыла в Нижний 30 марта, в Павловск вернулась 14 апреля…

— У нас как раз вызов зафиксирован по дежурной части, — сказал Сыровяткин.

— Дата смерти по проколу — 2 апреля.

— Как доктор определил по состоянию трупа. На глаз, конечно.

— Отпевание состоялось через три дня, 17 апреля.

— Ясно… — проговорил Ванзаров. — Вдова показала коробку, в которой хранились записные книжки Горжевского. Вместо них обнаружилась пачка газет, и все они от начала до конца марта прошлого года.

Полицмейстер задумался, чтобы было трудно, но интересно, как все новое.

— То есть вы хотите сказать… Его убили?

Ванзаров согласно кивнул.

— Я бы сделал важное уточнение: Горжевский не умер своей смертью.

— В чем разница?

— В том, что убийство готовили заранее. Цель — дневники. Вернее, их содержание. Дневники украли, а газеты подложили.

— А что в этих дневниках такого?

— Результаты многолетних опытов. Очень опасные сведения.

Сыровяткин уставился в одну точку на карте и вдруг хлопнул себя по лбу.

— Газеты, говорите? Так мы быстро найдем убийцу! В почтово-телеграфной конторе на каждом экземпляре адрес подписчика пишут… — он подхватился бежать.

Ванзаров еле успел остановить его.

— Браво, Константин Семенович, вы начали мыслить, как настоящий полицейский, только спешить вам некуда.

— Но почему же?!

— Я проверил газеты: они чистые. Без пометок.

Ощутив вкус настоящей охоты, Сыровяткин сдаваться уже не хотел.

— Тогда так зайдем: проверим по названию. Допрошу киоскера на вокзале, кто у него покупает, какое издание…

— Великолепно! — без иронии сказал Ванзаров. — Выбрали самый правильный путь к истине. Только за нас уже подумали. Газеты самых разных названий, от «Листка» до «Ведомостей». Почти уверен, что куплены они в столице. Все это говорит о серьезной подготовке к преступлению. Как видно, ставки высоки.

— Что же нам делать? — спросил удрученный Сыровяткин. Какая досада: вроде поймал удачу за хвост, а в руке перышко.

— В обычном случае я бы потребовал эксгумацию… Аполлон Григорьевич из многолетних трупов умеет пользу извлечь.

— Помилосердствуйте, Родион Георгиевич…

— Но, принимая во внимание неимение времени, — продолжил Ванзаров, — отсутствие заявления от вдовы и жуткий ворох бумажной волокиты, который падет на вашу голову, мы пойдем другим путем.

Вздох облегчения указал, что с плеч полицмейстера только что упал неимоверный груз. Даже страшно подумать, что бы началось с этой эксгумацией.

— И так понятно: пропустили убийство, — сказал Ванзаров.

Сыровяткин вскочил, держась за ремень портупеи.

— Родион Георгиевич, вот как на духу… Я… Я же…

Не в меру разгоряченного полицмейстера пришлось успокаивать тем, что вины за ним никакой нет. А вот Дубягский, несомненно, проворонил. Только какой с него спрос. Что было, то было, теперь жалеть поздно.

— Какие будут приказания? — Сыровяткин так и рвался в бой.

— К вечеру все готово?

— Так точно.

— Чудесно. Тогда с чистым сердцем можете отправляться на обед, — сказал Ванзаров, ощущая, как у него свело желудок.

— Так я вас приглашаю!

— Рад бы, да не могу. Надо в аптеку заглянуть.

Полицмейстер понял, что не сможет поспеть за мыслью Ванзарова.

Аптека Юлия Емельяновича Вегенера держалась только благодаря дачникам. Особенно выручали мятные леденцы, которые дамы поглощали в удивительных количествах. Провизор ждал летние месяцы как спасительное лекарство, которое позволит, наконец, свести концы с концами и не завтракать сухой булкой с вчерашним чаем, а позволить себе яичницу под свежий кофе. Не то чтобы жители городка отличались отменным здоровьем, чего так боятся врачи и аптекари. Скорее по лени или жадности они предпочитали лечиться дома проверенными средствами или по отвратительным книжкам «Сто рецептов домашних снадобий для хозяйки дома на всякий день и всякую надобность». Или какими-нибудь травами, собранными в своем же саду. Или настойками по семейным рецептам. Хуже всего, что от этих доморощенных средств жители поправлялись довольно успешно. В аптеку обращались только в крайнем случае, когда прописывалась сложная микстура или порошок.