его работоспособности это уже не отражалось. Он работал, как и прежде, а порою и больше прежнего, восполняя то, что он пропустил из-за инфаркта. За это ему перепадало не только от жены, но и от директора института.

– Что же мне теперь, на печи сидеть, что ли? – отшучивался Мышкин. – Люди и после двух-трех инфарктов работают и живут полноценной жизнью, и ничего.

Аня Сугробова тоже понимала, что в работе быстрее забывается обо всех болячках. Поэтому, если еще какой-то месяц назад стеснялась лишний раз потревожить своего научного руководителя, то теперь эксплуатировала его по полной. Да он и сам ее подгонял. Пора было уже заканчивать подготовку к защите. Предзащита прошла вполне успешно, диссертация была рекомендована ученому совету к защите.

Но Анна в этот раз пришла к профессору не только ради диссертации, а больше по другому поводу. И профессор Мышкин как-то уловил смущение своей аспирантки.

– Анечка, ты что-то хочешь мне сказать?

– Да. Вы знаете, Виктор Алексеевич, мне тут мама дала прочитать одну рукопись. Вы же знаете, она у меня в «Новом мире» работает.

– Да, да. И что за рукопись?

– Это роман. Называется «Дуэлянты». Автор – Достоевский.

– Кто-кто?

– Достоевский. Зовут Илья.

– Псевдоним, наверное.

– Возможно! Но я не об этом. Когда я прочитала роман, я вдруг поняла, что это те самые «Каторжники», ради которых вы ездили во Францию. Только слегка осовременено. Вероятно, этот Илья Достоевский каким-то образом знаком с рукописью Федора Михайловича.

Мышкин заинтересовался. Не может быть! Неужели?.. Хотя этого и следовало ожидать: если есть начало, то, как правило, должен быть и конец.

– А ты не могла бы мне принести эту рукопись на ознакомление?

– Конечно, Виктор Алексеевич. Она у меня с собой.

Сугробова достала из рюкзачка прозрачную папку с рукописью и протянула ее профессору.

– Вот, пожалуйста! Единственное пожелание – мама просила особо не затягивать. Она хотела бы представить ее на редколлегии. Предложить для публикации.

– Да, да, конечно! Я понимаю, – профессор стал листать рукопись, останавливаясь лишь на некоторых страницах. – Интересно, весьма интересно!.. Вот что, Аня, давай сделаем так. Чтобы не подводить твою маму, я попрошу тебя сканировать рукопись. Мне тоже кажется, что она интересна. А что касается публикации… Я напишу письмо главному редактору с просьбой пока не спешить с публикацией. По особым обстоятельствам. Впрочем, сначала я все же хочу досконально ознакомиться с содержанием.

– Зачем сканировать? Я вам переброшу по электронной почте.

– Отлично!

Через два дня профессор Мышкин позвонил Сугробовой и попросил ее заглянуть к нему домой.

– Анечка, в редакции есть адрес этого… Ильи Достоевского?

– Разумеется! Мама город мне называла, но я не запомнила. Короче, где-то в Сибири. А что?

– Аня! Да ты знаешь, что ты сделала? Это же… это же открытие! Это же та самая рукопись неизвестного романа Федора Достоевского.

– Только при чем здесь я? – засмеялась Сугробова. – Автор же сам прислал эту рукопись в редакцию журнала.

Сугробова давно не видела профессора таким возбужденно-взволнованным. Он не мог сидеть на месте. То и дело вскакивал и делал несколько шагов взад-вперед, затем снова садился в кресло. Анна боялась, как бы с профессором не случился новый удар, она, переживая, теребила полы своей блузки.

– Знаете, что мне пришло в голову, Аня? – профессор от волнения даже перешел на «вы». – Было бы здорово, если бы вы каким-нибудь образом встретились с автором, вошли бы, так сказать, к нему в доверие и выведали, откуда у него родилась мысль о подобном сюжете, был ли некий толчок к написанию такого романа, а может быть, он где-нибудь натолкнулся на оригинальную рукопись, неизвестную пока еще науке… Весьма грубо, но я сравню это с сомнением многих критиков в авторстве романа «Тихий Дон» Шолохова.

Сугробова оцепенела, не сразу поняв смысл довольно несвязной (что для него абсолютно нехарактерно) речи профессора Мышкина.

– Виктор Алексеевич, вы что, предлагаете мне роль этакой Маты Хари? Шпионки, разведчицы? И ради добывания сведений предлагаете даже лечь в постель с этим самым Ильей Достоевским?

– Анечка, ты меня не так поняла, конечно же!

– А как это еще можно понять?

– Послушай! Я действительно убежден, что существует окончание тех записок Федора Достоевского, начало которых я видел собственными глазами, пусть это был и не оригинал, а скан с оригинала, – профессор в волнении продолжал ходить по комнате, почесывая руками подбородок. – И больше чем уверен, что подобный сюжет ни в коей мере не мог родиться в голове у современного, тем более молодого и мало кому известного автора, какой бы ни была его фамилия. Существует первоисточник. И нам с тобой нужно его добыть. Это же сенсация, Анюта! При этом, заметь, мы не будем иметь никакого дела с этим олигархом, не к вечеру будь помянут. К тому же я хочу понять: какой гений из двух Достоевских так точно описал твой портрет. Тот или этот? И, согласись, ты для такой роли подходишь гораздо лучше, нежели я, старик.

– Но для этого нужны деньги, командировка.

– Об этом не беспокойся. Я договорюсь с директором института, он выпишет командировку на сколько нужно.

– Хорошо, я подумаю, Виктор Алексеевич. Мне и с мамой нужно посоветоваться. Согласитесь, если бы не она, мы бы с вами об этом романе ничего и не узнали до его публикации.

– Конечно, конечно! Подумайте, посоветуйтесь! Только, ради бога, не затягивайте. У меня какое-то нехорошее предчувствие…

32

Симон Раскольников-Ожьё приехал в Россию по приглашению президента российского Союза промышленников и предпринимателей Трухина. До последнего дня не было уверенности в том, что он приедет. И все же приехал. По этому случаю собралось правление РСПП в офисе на улице Ильинка, поближе к Кремлю и администрации президента. Обе стороны остались довольны встречей, подписали два протокола о намерениях. Прощаясь с Раскольниковым и пожимая ему руку, Трухин, невысокий пожилой сухощавый мужчина в очках с двойными линзами, улыбнулся:

– Надеюсь, Семен Андреевич, наше сотрудничество не только будет успешным и конструктивным, но и долговременным.

– Я тоже надеюсь на это, но здесь, как вы понимаете, не все зависит от меня и даже от вашего Союза. Когда Евросоюз отменит санкции, вот тогда мы и развернемся на полную, как говорят у вас в России.

Раскольников рассмеялся, Трухин же в ответ лишь изобразил на лице благовидную улыбку. Трухин рядом с Раскольниковым, человеком высокого, под метр девяносто, роста, с широкими плечами и мощным, физически развитым телом, казался мальчиком.

Около пятнадцати минут Раскольников-Ожьё общался с разными подходившими к нему членами правления, а затем и