Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мсье Раскольников, можно вас еще на пару минут задержать?
Раскольников глянул на часы, едва заметно состроил гримаску, но все же остановился.
– Я вас слушаю!
Карамазов протянул Раскольникову свою визитку.
– Сергей Карамазов, президент корпорации «KARA – MAZOFF».
Раскольников в ответ протянул ему свою визитку, при этом стал водить пальцем по носу, от переносицы вниз.
– Вас что-то смущает? – обратил на это внимание Карамазов.
– Да, название вашей корпорации. Мне кажется, у нас во Франции я уже с таким названием сталкивался. Кажется, даже общался с одним… клерком.
– Возможно, это был Николя Жакло?
– Что-то наподобие этого, – кивнул Раскольников.
Они вышли из зала и медленно шли по длинному коридору.
– Это мой европейский представитель. Я просил его неким образом установить с вами контакты, но вы как-то не среагировали.
– Да, да, припоминаю. Но я не сказал нет. Я взял паузу на раздумье.
– Надеюсь, после приезда в Москву ваши раздумья завершатся положительно. Тем более что нас с вами связывает одной нитью еще одна фамилия.
– Не понял? – остановился Раскольников.
– Я имею в виду фамилию русского писателя Достоевского.
Раскольников на секунду задумался, затем улыбнулся:
– А, да-да! Вы имеете в виду его романы?
– Совершенно верно! Кстати, Симон… могу ли я вас так называть?
– Разумеется, Серж! – Раскольников вытянул вперед согнутую в кулак пятерню, Карамазов пристукнул по ней своим кулаком.
– Тогда окей! Я предлагаю перебраться в наш офис. Это здесь, недалеко, пешочком не более десяти минут. И там продолжим и углубим наше знакомство. А?
– Если честно, я хотел бы немного прогуляться по Москве. Тем более мне сказали, что Красная площадь здесь совсем рядом.
– Нет проблем! Мы можем пройти на Варварку и через Красную площадь. Попробую сыграть роль гида.
– Идет!
Карамазов набрал номер начальника службы безопасности Коваленко.
– Семеныч! План такой: машину отправляй на Варварку, а я с господином Раскольниковым прогуляюсь по Красной площади… Какие телохранители, Семеныч?.. Ну, хорошо! Будь сам и возьми еще кого-нибудь одного. Все, мы спускаемся вниз.
Они неспешно прохаживались по Красной площади. Впереди шел один телохранитель, сзади мониторил ситуацию сам Коваленко. Старались идти, не привлекая особого внимания. Прошли вдоль ГУМа, остановились. Раскольников повернулся в сторону кремлевской стены, на мавзолей. Спросил:
– Там до сих пор и лежит мумия вашего Ульянова?
– Увы! Однако же, даже если его и перезахоронят, мавзолей в любом случае останется.
– Вы думаете?
– Дело в том, что весь комплекс Красной площади включен в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО.
– Да ну?
– Гляньте! – Карамазов провел рукой воображаемую прямую линию от здания ГУМа до кремлевской стены. – Заметьте, как отсюда, с этого места, четко проглядывает прямая линия: мавзолей – стена – Сенатская башня – здание Сената. Снизу вверх и все на одной линии. Я считаю, что это гениальная находка архитектора Щусева, – так вписать в древнюю площадь современное здание мавзолея. При этом вместе с рядами трибун мавзолей становится фрагментом композиции фасадной стены Кремля.
– Вы, случайно, никогда не работали гидом? – удивленно спросил Раскольников-Ожьё.
– Не-ет! – засмеялся Карамазов. – Просто мне было интересно, я и изучил все это. Пойдемте, подойдем к мавзолею.
– Там уже нет охраны?
– Охраны нет, но сам мавзолей закрыт.
Они подошли к мавзолею, приблизились к кремлевской стене, спустились ниже, постояли у Лобного места; возле храма Василия Блаженного Раскольников трижды осенил себя крестным знамением. Карамазов, сам никогда не заходивший в церковь ради богослужения, а лишь ради осматривания интерьеров, фресок и иконостасов, тем не менее заметил, что Раскольников перекрестился не по православному канону. Впрочем, акцентировать внимание на этом не стал. Пошли дальше, к Средним торговым рядам, которые все еще были закрыты щитами, для якобы реставрации. И сразу же вышли на Варварку. Здесь Карамазов немного притормозил.
– Если знаете русскую историю, Симон, по этой улице на казнь везли в клетке нашего благородного разбойника Стеньку Разина.
– Ну как же! – подхватил Раскольников. – Он еще персидскую царевну утопил.
– Во-во!
– Сейчас его за это могли бы и к смертной казни приговорить.
– Симон! Так я же и сказал, что его по этой улице на казнь и везли.
– А, да-да! – засмеялся Раскольников. – Но только не за это же преступление.
– А там все по совокупности было, – махнул рукой Карамазов. – Ну, вот мы и пришли. Прошу! – Карамазов сделал приглашающий жест в сторону открытой телохранителем двери.
Они поднялись в кабинет Карамазова.
– Меня ни с кем не соединять, – бросил на ходу Карамазов помощнице.
– Я поняла, Сергей Филиппович. Вам кофе сделать?
– Да нет! Мы чего-нибудь покрепче выпьем. Да, Симон?
– Если только чуть-чуть! – Раскольников показал это чуть-чуть большим и указательным пальцем правой руки.
Карамазов бросил цепкий взгляд на его ладони – пальцы на руках были целыми.
– Прошу! – указал Карамазов на два зеленых кожаных кресла, между которыми стоял невысокий круглый стеклянный стол, а сам подошел к бару, достал оттуда бутылку арманьяка, два бокала и коробку шоколадных конфет «Рошен».
– Арманьяк уважаете?
– О, у вас есть арманьяк?
– У нас все есть, даже конфеты «Рошен», которые, как вам известно, выпускает фабрика, принадлежащая президенту Украины, – засмеялся Карамазов.
– Контрабанда, что ли? – поддержал шутливый разговор Раскольников.
– Почти!
Карамазов наполнил на треть бокалы, взял свой в руки.
– Симон, я предлагаю для начала, как у нас в России водится, выпить на брудершафт.
– Это как? – не понял Раскольников.
– Это вот так! – Карамазов продел свою руку под руку гостя. – А потом, после брудершафта, все сразу переходят друг с другом на «ты».
– Согласен! – после секундного раздумья кивнул Раскольников.
Они выпили, положили в рот по конфете, смакуя. И Карамазов решил сразу начать с главного, ради чего, собственно, он и затеял эту встречу. А деловой разговор решил оставить напоследок.
– Послушай, Симон, я так понимаю, корни у тебя русские?
– Еще какие корни! Мой дед, ротмистр, с красными воевал, сначала на Кубани, потом в Крыму, затем с бароном Врангелем переместился с одного полуострова на другой – из Крыма в Галлиполи. А оттуда уже спустя два года переехал в Париж. Там, кстати, и женился, тоже на дочери русского эмигранта. А уже мой отец женился на француженке. Отсюда и вторая фамилия – Ожьё. Так что во мне текут две крови – русская