казалась несоразмерно большой, с трудом удерживающейся на тощем теле, которое обладало пропорциями ребёнка и грацией паука. Её покрывали волосы, жидкие и почти бесцветные, как клочья паутины. Но эти волосы казались приклеенными к голове, а не растущими из неё, потому неестественно висели в воздухе, почти не скрывая лица.

Его лицо…

Нет, поправился Лэйд, ощущая, как его собственное тело превращается в сухой мёртвый корень. Её лицо.

Это была девочка. Должна была быть девочкой, потому что черты лица были миловидны и мягки. Изящно очерченный нос, тонкий, едва выступающий подбородок, аккуратные уши… Её можно было бы принять за девочку — если бы не влажная полупрозрачная плоть, похожая на мягкий воск.

Выполненная в натуральную величину погребальная кукла Аролины Гаррисон, украденная брауни у горюющей вдовы.

Глаза были пугающе человеческими, но какими-то тусклыми, мёртвыми. Они взирали на Лэйда, ровным счётом ничего не выражая — просто отполированные стеклянные сферы с неестественно яркими зелёными радужками. Это и было стекло. Глаза были фальшивыми, кукольными, но мгновенно узнаваемыми — точно такие Лэйд видел в аптеке у Фарлоу. Глазные протезы.

И зубы. Вот, что ужаснуло его безотчётно, едва лишь это существо беззвучно выбралось из своего убежища. Его отвратительные зубы. Не маленькие и белые, как у ребёнка. Пожелтевшие, пугающе ровные, издающие едва слышное клацанье при ходьбе. Лэйд узнал и их, хоть никогда прежде не видел.

Вставная челюсть покойной миссис Гаррисон, которую стащили у своей хозяйки брауни. Старая, много лет ношенная, но всё ещё крепкая. Лэйду приходилось слышать, что для зубных протезов врачи даже полвека спустя нередко использовали зубы погибших при Ватерлоо солдат, очень уж много осталось тогда невостребованного материала…

Клац-клац-клац.

Это щёлкали зубами мертвецы, глядя на Лэйда мёртвыми глазами ребёнка.

Ребёнок… Лэйд ощутил под пиджаком едкую кислотную испарину. Это существо не было ребёнком, всего лишь тщательной его копией. Куклой в натуральную величину.

Аролина Гаррисон в полупрозрачной восковой плоти. Её дьявольское подобие, живое и мёртвое одновременно.

Все эти мысли мелькнули в голове Лэйда одним большим ослепительным пятном, которое иногда возникает на экране синематографа, когда нерадивый киномеханик забывает про свой аппарат. Они все уместились в те полторы секунды, что его тело силилось восстановить над собой контроль, с трудом удерживая равновесие на шатких ступенях.

А потом мыслей не стало вовсе, потому что чудовище бросилось вверх по лестнице.

* * *

Он не должен был успеть. Оглушённое и лишившееся управления, его тело никак не сумело бы вовремя среагировать. Состоящее из живой плоти и горячей крови, а не из воска, как явившийся по его душу демон, оно неумолимо требовало времени на реакцию, как большой механизм требует времени для того, чтоб запустить все свои поршни и шестерёнки. Времени, которого у него не оставалось даже полсекунды.

Но, кажется, в указательном пальце его правой руки оказалось заключено больше воли и жажды к жизни, чем во всём теле. Потому что он шевельнулся ещё до того, как Лэйд сумел понять, что происходит.

В замкнутом пространстве подвала выстрел прозвучал оглушительно, точно сам броненосец Её Королевского Величества «Маджестик» дал полный залп из своих чудовищных двенадцатидюймовых орудий. Мир ухнул куда-то ещё ниже подвала и задребезжал, а Лэйд на какое-то время перестал видеть даже свет керосиновой лампы — его заслонили пляшущие зелёные и оранжевые пятна.

Судя по всему, пуля настигла дьявольскую куклу где-то на середине её пути. Имея калибр почти в полдюйма, она несла в себе достаточно энергии, чтобы прошибить человеческое тело насквозь, мягкий воск не мог стать для неё серьёзной преградой.

И он не стал. Когда пятна перед глазами растаяли, Лэйд увидел барахтающуюся у подножья лестницы куклу. Двести гран[70] раскалённого свинца пробили её плоть навылет, оставив в бледно-жёлтой груди истекающее мутным воском отверстие.

— Не самая сложная задача, — с трудом разомкнув дрожащие губы, Лэйд ощутил на языке кислый привкус дымного пороха, — В следующий раз пусть твой хозяин пошлёт за мной Панча[71].

Кукла встала, быстро и почти бесшумно. Свет керосиновой лампы отразился в мёртвых стеклянных глазах. Её собственные восковые губы были недвижимы, но Лэйду вдруг показалось, будто на них мелькнула усмешка.

Клац-клац-клац.

Он выстрелил. Рука дрожала, но расстояние в несколько футов не предполагало промаха. Мир снова на миг рухнул в звенящую ослепительную бездну, а когда вынырнул из неё, Лэйд с облегчением убедился, что не промахнулся. Пуля проделала в левой части лба куклы чистое оплавленное отверстие, не оставив в податливом воске даже свинцовых фрагментов. В этот раз кукла даже не упала. Отпрянула прочь, но не упала.

Оно было живо, это нелепое и страшное подобие человека. Несмотря на сквозную дыру в голове. Желтоватые зубы несколько раз сошлись и разошлись, точно челюсти мышеловки.

Клац-клац-клац, Лэйд Лайвстоун, великий хитрец.

Клац-клац-клац, самый большой дурак Миддлдэка.

Если она чего-то и боялась, вдруг понял Лэйд, так это не пули, а раскалённого огненного выдоха револьвера. У неё нет внутренних органов, у неё нет крови. Она — восковая плоть, удерживаемая без костей одной только силой пробудивших её оккультных ритуалов. У неё нет уязвимых мест. У неё нет слабостей.

Он бросился бежать вверх по лестнице, слыша за спиной влажные восковые шлепки — кукла немедля устремилась следом. И двигалась она куда быстрее него.

Лестница в подвал насчитывала в себе не больше дюжины ступеней, но сейчас каждая из них казалась Лэйду выше самого Скофелл-пайка[72]. Сердце паровым молотом врезалось в податливую мякоть внутренностей, собственное дыхание оглушало. Но клацанье приближалось слишком быстро. Сейчас пожелтевшие зубы миссис Гаррисон сомкнуться на его ахилловом сухожилии и мгновенно разорвут его, заставив растянуться на ступеньках. Потом кукла одним рывком вскарабкается ему на спину и… Какой-то другой Лэйд Лайвстоун, живущий на две секунды впереди него, успел ощутить ужасную боль в разорванной, истекающей горячей кровью, шее. Успел почувствовать, как заваливается лицом вниз мгновенно омертвевшее тело, как тупые зубы старухи с влажным хрустом дробят его хребет…

Лэйд выстрелил, не оборачиваясь, за спину. Не в надежде попасть, но в надежде выиграть себе несколько недостающих мгновений, отделяющих его от бакалейной лавки.

И он их выиграл. Захлёбываясь собственным дыханием, будто пробежал не десяток футов, а полсотни миль, он вывалился наружу и, не давая себе шанса испытать облегчение, попытался нащупать люк. Тяжёлый деревянный люк, обитый железом. Сейчас он казался ему ещё более надёжным, чем люк в водонепроницаемой переборке тонущего корабля. Где-то совсем рядом клацали зубы, изнывающие от желания впиться в его сладкое мясо. Где-то рядом восковой демон стремительно нёсся по его горячему следу, ведомый нечеловеческой злостью и неутолимым голодом.

Люк захлопнулся с оглушительным лязгом, Лэйд тут же навалился на него всем своим весом. Хвала Господу, успел. Хвала Господу, хвала Девятерым