Вот даже как… Они умеют вкладывать в людей искру силы, и купить на это можно многих. И используемые так и не узнают, что чужая магия питается их жизненными силами, и чем больше ее вложено, тем больше она требует. Но при этом не ощущается никак, растворяясь в человеческой слабости. Охранник, здоровый сорокалетний мужик, внешне выглядел на свой возраст, а вот «организмом» частично — восьмидесятилетним стариком. А я этого не увидела, привыкнув изучать только сердце, которое оказалось вполне себе даже очень. В отличие от всего остального.

Как же хорошо они знают слабости палачей, даже это предусмотрели… И как сильно мы отстали в магическом развитии — и от стародавних, и вообще… Предательская мысль шевельнулась, но была с позором изгнана. Вот так и продают душу крови и смерти. Так и теряют себя. И сходят с ума. Бездушная вечность того не стоит. Уж лучше…

И, поднимаясь на третий этаж к квартире Феникса за амулетом защитника, я впервые смогла принять то, с чем боролась долгие годы. Известную истину, гласящую, что мы все умрем. Просто после слов Эллы о мстящих палачах для меня стало важным умереть своей смертью, в свое время, без проклятий и — человеком, а не сумасшедшим чудовищем, чужой кровью расплачивающимся за каждый следующий свой вздох. И, конечно, не от руки Ехидны. И особенно я старалась избежать последнего, и металась между насущным и жизненно необходимым…

А сейчас, когда осталось всего три дня — и эти трое суток как три минуты срока от наставницы, — я вдруг поняла, что черт с ним, с телом. Не повезет найти заранее — буду драться в поединке. Всё равно Ехидне не жить — подрастают те, кого обучат, натаскают, настроят… и я приму в этом участие, уже зная, что их ждет. И, да, черт с ним, с телом. Это фактор «повезет — не повезет». А вот гробницы закрыть нужно. И защитниками — от выплеска, и своими умениями — от воровства знаний.

Да, главное — не дать знаниям расползтись по миру. Точка. В глубине души я давно подозревала, что однажды мне придется выбирать…

Безумное решение в моем положении… и единственно верное. Честное и правильное. Прощупать город на предмет преждевременно состарившихся. Использовать все маяки. Задействовать память. Найти оставшихся носителей. Основательно пощипать жертвенный «курятник». Вычислить Сфинкса. Закрыть гробницы. И если повезет раньше времени столкнуться с Ехидной — то судьба, а нет — значит, нет. Наставница внушала, что я должна жить, но вот готовили меня не к этому. А к защите магического мира от ненормальных. И сила палача мне дана, пусть и стараниями Ехидны, для этого.

Значит, так тому и быть.

Вскрыв квартиру Феникса и отыскав амулет, перерыв гору ненужного и не обнаружив, кроме защитника, ничего полезного, я морально собралась на следующий сумасбродный шаг. Поднялась на крышу, достала подушку-«метелку», сверилась с последним адресом, прикинула путь и долго-долго, до помутнения в голове и последующего прояснения сознания, смотрела вниз. Всего-то — с крыши пятиэтажки. Пока. А потом села на подушку, оттолкнулась ногами от крыши и устремилась вперед, в сверкающую зарницами полуночную грозовую бездну.

Сверчки все-таки солгали. Дождь случился.

Ведьма — если утонет, невиновна,

если не утонет, приговорят к сожжению на костре.

Метафора жизни молодой девушки.

Иэн Макьюэн «Сластена»

Я сидела на крыше самой высотной в городе постройки — девятиэтажного дома, и, устало щурясь, встречала рассвет. Солнце лениво выползало из-за вересковых холмов, окрашивая небо, затянутое перистыми облаками, в цвета золота — красного, ясно-желтого, нежно-ванильного. Наконец-то закончилась эта безумная ночь, полная погонь… и наконец-то я определилась. Расставила приоритеты и смирилась с неизбежным.

Сколько себя помню, со всех сторон мне твердили: я не должна сдаваться, я должна жить, должна действовать… Должна. Всё всем должна. Наблюдателям — отступников, мужу — сына, Элле — победу, себе… жизнь. И я считала, что из этой ситуации должен быть выход… Опять и опять — должен. Я не умела мыслить иначе — не научили, не позволили научиться. И верить — тоже. И мечтать не научили. Только быть должной и от всего — и ото всех — требовать долг.

Да, я ведь и не жила толком никогда, только пахала на наблюдателей, как проклятая… Впрочем, почему как? Я проклята, и не только Ехидной. Но еще и силой, работой… собой. И лишала не только жизни или здоровья, но и веры — тех, кто рискнул вырваться за рамки системы, сделать что-то по-своему, против всего, для себя…

Солнце резнуло глаза, и я зажмурилась. Я всегда отнимала самое ценное — то, что редко находила в себе и не всегда могла себе позволить, — нет, не жизнь. Веру. И с тех пор, как начала вымерзать, ощущала себя старой, древней, дряхлой, уставшей старухой. Только стариков обычно подводило тело, а меня подводил дух. И вера. Я устала — страшно устала — верить в то, что справлюсь. Устала быть сильной. Устала пытать. Ужасно устала жить в паутине наблюдательских долгов. И, помня о басне про лягушку в молоке, по инерции билась, билась… но только теряла силы, чем взбивала сметану.

Что изменилось теперь? Выбор. Впервые в жизни я позволила себе выбор. Не слепо следовать приказам, а решить для себя, что ценнее и достойнее спасения. Прежде был только бездумный и безмозглый долг. А сейчас… Я ощущала себя сильной и почти свободной. Да, почти. Но все же свободной. «Надо» по-прежнему висело дамокловым мечом, но впервые оно — осознанно выбранное, взвешенное, правильное, а не навязанное свыше. Наверно, другие выбрали бы собственную жизнь. Но я уже давно чувствовала, что отжила свое. Почти.

Да, почти… Без смены сферы, на пути палача — отжила и отвоевала. А сменить сферу мне не позволял договор. Возможность есть — как и у любой ведьмы, после получения Пламени. А вот права менять нет. Хотя перед началом этой авантюры мы с начальником заключили второй договор, по которому с меня требовалась фигурально голова Ехидны плюс закрытые гробницы, а взамен обещалась свобода выбора сферы, но… Но. Видно, не судьба. Я не успею — а вот мои потомки успеют. Часть договора выполню, и у них выбор будет. И так тому и быть.

Элла любила говорить: важнее умения побеждать — искусство проигрыша, когда ты признаешь поражение, извлекаешь опыт и снова пробуешь. Тот, кто получает опыт, остается в выигрыше и потерпев поражение. И правильнее не разбивать лоб о несокрушимое, а признать, что не по зубам, отступить, осмыслить, сделать выводы и, сохранив силы и нервы, идти дальше. Другой дорогой. Или к другой цели.

И именно так я и сделаю. Отступлюсь от одного, чтобы наверняка выиграть в другом. На это и времени хватит, и сил. И надежды — на слепой случай, который сведет нас с Ехидной до выплеска. Мудрые советуют не только верить и надеяться, но и просить — Бога, ангела-хранителя, небо или космос — о помощи и совпадении случаев, но…

Однажды я уже просила о помощи. И она пришла. И я стала не только сильной ведьмой, карающей отступников, но и сыром в мышеловке с наблюдательской выучкой. Когда чего-то очень просишь, оно сбывается — да, небо не глухо к мольбам отчаявшихся. Но у медали две стороны. И вторая часто выходит нам боком. И не потому, чтобы больше не просили. А потому что предусмотрительнее надо быть. Просим мы всегда хорошее, а получаем… полноценное.