Теперь Бриония набирает “вагинальная гигиена дорого”, и “Гугл” выдает ей посты благоразумных мещанских домохозяек с заявлениями вроде: “Кому охота дорого платить за вагинальную гигиену? Мы с дочками пользуемся обыкновенным уксусом”. Господи боже мой. Уксусом. Отлично. Нет, ну кому придет в голову мыть себе промежность уксусом??? И как это вообще делается-то? Наверное, с помощью такого шприца, как для введения средств от молочницы. Но Бриония представляла себе этот процесс совсем иначе, она рисовала себе картины нежного намыливания внешних и внутренних половых губ. Она с трудом может представить себя стоящей под душем в ванной комнате, прилегающей к их спальне (честно говоря, свою настоящую ванную вместе с пятнами плесени на потолке Бриония в фантазиях заменяет на душ вроде того, что был у них в номере, когда они однажды останавливались в “Лэнгхэме”), с жутковатым пластмассовым шприцем в руках, с помощью которого она впрыскивает себе во влагалище уксус. Она-то грезила о розовом пенистом муссе наподобие своего средства для умывания от “Герлен”, причем мусс этот должен стоить не меньше пятидесяти фунтов. На секунду Бриония воображает, что ее пригласили на телепередачу, и она представляет там свой новый продукт группе экспертов, которые…

– Мама!

– Что?

– Ну когда уже дядя Чарли приедет?

Каждый раз одно и то же, ну буквально каждый раз. Олли стоит в очереди в рыбной лавке, то есть ему-то кажется, что это – очередь, но каждый раз в ней находится какой-нибудь ублюдок, которому плевать на то, кто за кем стоит, и он как будто вообще не в курсе, зачем нужны очереди, – в итоге, когда подходит черед Олли делать заказ, Спенсер (сын из названия лавки “Марш & Сын”) поворачивается к этому типу и с любезной улыбкой спрашивает: “Как вы сегодня, мистер Коллард?”, или “Как делишки, Бен?”, или просто “Чего изволите, дружище?”

Олли ходит в эту рыбную лавку, запрятанную в закоулках Херн-бэя, уже ТРЕТИЙ ГОД и до сих пор не уверен даже в том, что Спенсер хотя бы запомнил его лицо. Спенсер был с ним приветлив только однажды – в прошлый раз, вечером в пятницу, тогда еще было очень холодно. Олли вообще-то пробовал наведываться в разное время. В одиннадцать утра, прямо перед тем как Спенсер нальет себе первую чашку чая с начала рабочего дня, то есть с четырех часов (такие подробности узнаешь, постояв в очереди), – самый неудачный момент. Под вечер приходить лучше, Спенсер тогда пребывает в благостном расположении духа, ведь трудовой день почти закончен, зато, конечно, и рыбу к этому времени уже всю разбирают. Лучше всего приходить утром, пораньше. Когда приходишь за рыбой ранним утром, к тебе относятся серьезно – принимают за повара или кого-нибудь еще, кто занимается настоящей мужской работой. Ведь мужчина, который запросто называет других мужчин “дружище”, пьет напитки прямо из банки и носит наличные в заднем кармане штанов, конечно же, управляется со всеми серьезными экономическими операциями к восьми утра. Таких людей считают настоящими мужчинами, и вам никогда этого не понять, если вы работаете, скажем, в университете или книжном магазине, но с этим безоговорочно согласится любой строитель или продавец рыбы.

Эти настоящие мужчины, которых вы часто вызываете и просите прийти “с утра” – в девять часов, чтобы взглянуть на бойлер или повесить полки, неизменно являются в 7:45 и желают выпить чашку чая (с молоком, с одной или с молоком без никакой) и опорожнить кишечник. А потом, разделавшись с работой поскорее, они идут вздремнуть где-нибудь на обочине, околачиваются на задворках, болтая о ПОЛКАХ, ОТВЕРТКАХ и МУНИЦИПАЛИТЕТЕ, или отправляются в букмекерскую контору. Вот таких мужчин уважает Спенсер. Еще он благосклонен к людям в инвалидных колясках, старушкам, старикам, людям с задержкой в развитии, симпатичным девушкам, детям и собакам. У Олли же на лбу написано, что он – мудила с высшим образованием и представитель среднего класса, так что нет ничего удивительного в том, что Спенсер с ним груб. Олли находится на самом дне иерархии Спенсера. Изредка (обычно это случается по утрам в субботу, когда Олли появляется в рыбной лавке около 7:45) Спенсер бывает с ним почти мил. Однажды он даже поделился с ним рецептом приготовления щек морского черта в раскаленном масле с листьями лайма и имбирем, хотя Олли не просил никаких щек морского черта, да и вообще ничего не смыслит в приготовлении рыбы. Этим у них всегда занимается Клем, а от Олли требуется только сходить в рыбную лавку, все купить и принести. Еще как-то раз Олли растерялся, но ему было все-таки, скорее, приятно, когда Спенсер сказал: “А вам, я смотрю, дорогая рыба нравится. Сестра моя тоже такую любила. А я все больше по дешевой. По мне, так чем дешевле, тем лучше. Мне вынь да положь палтуса или окунька. Но вот сестра – та была прям как вы”.

В прошлую пятницу тоже вышел чудной разговор. Олли уже уходил с тремя полосатыми бело-розовыми пакетами, набитыми завернутой в бумагу рыбой, которая потянула приблизительно на семьдесят пять фунтов стерлингов, и Спенсер вдруг ему улыбнулся – да, улыбнулся – и спросил:

– Бутылочкой-то обзавелись?

Вообще-то да, как раз в то утро Олли дождался дома доставки ящика от “Berry Bros. & Rudd”. Ящик обошелся приблизительно в двести восемьдесят фунтов – бутылки с выдержанным и густым, как кровь, вином, которое на следующий вечер Клем будет разливать из гигантского графина по гигантским бокалам, словно попавшим к ним в дом из сказки про великанов и людей с увесистыми мечами. Впрочем, вино это их в итоге разочарует и на вкус окажется совсем не таким, как на вид, и Олли предпочтет вместо него, как всегда, пиво.

– Ага, – ответил Олли.

– Хорошей, небось, бутылочкой?

– Надеюсь, что да.

– Я так понимаю, завтра с утреца вас не ждать, угадал?

– Да, вы правы, думаю, не стоит.

ЕГО ЗАПОМНИЛИ И ЗАМЕТИЛИ!!!

Но когда Олли пришел за рыбой в следующий раз, можно было подумать, что этого их разговора никогда не происходило.

Мартин (Марш на вывеске “Марш & Сын”) всегда гораздо приветливее, чем Спенсер. Хотя он тоже не признал того факта, что Олли у них в магазине не в первый раз (несмотря на то, что количество его посещений к настоящему моменту приближается, наверное, сотням к двум, ведь Клем так любит устраивать званые обеды, где на закуску подаются устрицы на блюде колотого льда или коричневые креветки на поджаренном хлебе, а в качестве основного блюда бывает либо жареный морской окунь, либо жареный палтус, либо жареная барабулька, либо жареный лосось и на гарнир – молодой картофель с кабачками или тыквенное пюре с фенхелем, если сейчас сезон.

А, ну еще ведь однажды было такое, что Мартин, завидев Олли, продвигающегося в очереди к прилавку, сказал:

– Поди-ка достань палтуса, Спенс.

Это тогда очень воодушевило Олли. Как, впрочем, и все его разговоры с Мартином, которых тот, похоже, никогда не запоминает, а Олли бережно хранит и с удовольствием прокручивает в памяти, – о преимуществе местного дикого морского окуня перед искусственно выращенным (который выглядит всегда таким хилым и неказистым, что однажды Клем потребовала ВЕРНУТЬ его в магазин, как будто в рыбную лавку можно что-нибудь вернуть – особенно в такую, какой заправляет Спенсер); о том, почему устриц нельзя есть, не запив стаканом стаута; о свадьбе дочери Мартина, которая, кажется, проходила где-то в Испании: к столу подали запеченного целиком морского окуня, чьи мертвые глаза заменили на блестящие маслины, а жабры – на огурец, и подали этого самого окуня так, словно он был еще живым, ну или, по крайней мере, сырым, а еще приготовили лососевый мусс в форме лосося, и никто его не ел, потому что жалко было разрушать такую красоту. Птицей и дичью у Мартина в лавке тоже торгуют, и на витрине всегда лежат пакеты с мертвыми птицами и мелкими зверьками – Олли старается на них не смотреть.