Эта объяснительная речь товарища не вызвала у старика сознания. Глаза его с незакрывающимися веками продолжали дико блуждать при общем выражении на лице бессмысленной радости.

— За-крой-те… не выни-май-те… древн… устав… меня… — произнес он с трудом, когда его обували в парадные лиловые сапоги с золотой шнуровкой.

Фламин Марса отошел без успеха и перешепнулся с фламином-диалисом Бибакулом, верховным жрецом Юпитера.

— Эта руина теперь никуда больше не годится, кроме помещения в гроб.

Он со вздохом иронически и без сожаления кивнул на больного.

— Именно так! — ответил Бибакул. — Тебе придется выполнять весь ритуал.

— Разделю с Вителием. Rex sacrorum также не отказался по-товарищески помогать мне.

Стоявший тут же «царь священнодействий» вмешался в разговор:

— Жаль, что такой человек упустил надлежащее время для более приличной формы совершения отрешительных обрядов и кончает службу так не эффектно!.. Сколько я уговаривал его сдать сан внуку и сделать эти свои «похороны!..» И гроб готов, и затвор в деревне при склепе устроен давным-давно… Стоило этому человеку решиться покончить счеты…

— Тарквиний задержал, — возразил фламин Марса. — Он любил Клуилия, противился его отрешению.

— Он не послушал бы, если бы решился удалиться в затвор, а он уже года три тянет — то решится, то отложит и объявит, что почему-нибудь ему это еще опять нельзя сделать. Прошлой весной он уже совсем было согласился, собрался, даже гробовое платье, я видел, сшил себе другое вместо прежнего, в котором ему что-то не понравилось, и молву пустил, будто в конце месяца он будет непременно погребен, а потом опять стал отмалчиваться, хмурился, когда заговорят. «Разве я вам мешаю?» — спросит, бывало, вместо ответа.

— Последний факел люто жжется! — заметил подошедший один из камиллов, младших жрецов, еще молодой человек.

— А если он осознает, что теперь происходит, — возразил Бибакул, — то стыд столь беспомощной смерти должен жечь ему сердце лютее всякого факела.

— Он хочет, но не может заявить о своем сознании, — сказал другой камилл.

— Ну это едва ли, — усомнился фламин Марса. — Тулл Клуилий, сколько я помню его, все так: то он хочет, да не может, то может, да не хочет.

Молодые виктимарии и камиллы из жреческих племянников и внуков осторожно усмехнулись.

Персонал римских жрецов-сакердотов, стоявших ниже ранга фламинов, возжигателей жертвы, делился на несколько степеней: сакердоты — вершители священных обрядов; камиллы из благородных юношей прислуживали для навыка; виктимарии занимались жертвенными животными, отбирали годных, чистили, кормили, а после заклания рукой высших распластывали; низшим служителем был приготовитель вина, соли, воды, дров, надзиравший за чисткой утвари и внутренних помещений храма, распорядитель чернорабочих.

Равный ему культрарий добивал животных в том случае, если жрец — приноситель жертвы ранил не их до смерти.

Пока жрецы беседовали вполголоса, другие их товарищи и внуки одели Клуилия в великолепную тунику лилового цвета сукна с золотыми вышивками по подолу, рукавам и вдоль переднего шва, опоясали ремнем с золотым набором, имевшим длинные вышитые концы, покрыли его плечи тяжеловесной мантией желтого сукна с золотом, подол которой расстилался по полу, когда в былое время Клуилий служил в ней. Ее аграф на груди состоял из огромной алмазной звезды. Это было облачение, принадлежавшее не жрецу, а храму, который он обязан был передать своему преемнику при сложении сана у жертвенника.

— Факел возжигается! — возвестил один из сакердотов из соседней комнаты.

— Тулл Клуилий! — обратился к старику фламин Марса. — Готовься к своему последнему пути! Твой предсмертный факел возжигается!

Внуки туго стянули платком отвисающую челюсть старика, чтобы он не держал рот открытым, накинули на его голову короткое покрывало из белой шерстяной ткани с золотыми краями, а фламин-диалис Бибакул возложил на его лоб парадную повязку из жемчуга с алмазной звездой в центре.

Другие жрецы зажали ему в левую руку золотой посох, а в правую — старинный священный каменный нож с драгоценной рукояткой без ножен.

Чтобы он не ронял все это из несгибающихся пальцев, внуки придерживали ему их, а потом додумались и привязали тонкими обрывками полотна.

— Факел горит! — возвестил сакердот в дверях.

— Тулл Клуилий! — воззвал фламин. — Твой последний факел жизни пылает! Готов ли ты совершить путь в лоно смерти?

Внуки и некоторые жрецы старались добиться от паралитика ответа, заключающего согласие умереть, но Клуилий только мычал с прибавкой отрывочных слов о древнем уставе. Не видя успеха, фламин Марса дал ответ вместо него:

— Так говорит свой ответ высокопочтеннейший верховный фламин Януса двуликого и четвероликого Тулл Клуилий Фигул, сенатор римский: «Я готов принять и нести мой последний факел жизни из руки высокопочтенного царского заместителя, гех sacrorum, и совершить при свете его пламени мой последний путь».

Внуки перенесли Клуилия на кресле в другую комнату, где ждал его «царь священнодействий», стоя подле готового ложа на носилках, сделанных с высокими закраинами, чтобы уложенный не свалился.

— Прими свой последний факел, Тулл Клуилий, — обратился к нему «заместитель царя», — и шествуй с нами в храм!..

Он вложил в его руки, поддерживаемые внучатами, длинный восковой факел и продолжил речь:

— Сей факел да будет для тебя последним! Когда ты родился, над тобой возжигали твой первый факел от огня отцовского очага. Когда ты вступал в брак, перед тобой несли факел Гименея. Когда ты был посвящен на службу алтарю, тебе был вручен твоим предместником твой священный факел от огня жертвы. Теперь ты умираешь, Тулл Клуилий! Понеси же свой предсмертный факел, светоч твоей агонии, горящий в честь Морса, гения смерти, и Прозерпины, богини мертвых, — факел, взятый жрецом-либитинарием от ее жертвенника.

В более древнее время богом смерти был Марс, но в эпоху Тарквиния его уже отделили от принятого из Греции Фанатоса, переименованного по-римски в Морса, и часть его качеств перенесли на Прозерпину, вначале богиню произрастания почвы, придав ей наименование Либитины — в смысле освободительницы от загробных мук.

Клуилий не мог ничего выполнить. При попытке внуков держать его под руки в стоячем положении он повис, падая.

Фламин дал ответ за него:

— Так говорит достопочтенный Тулл Клуилий: «Принимаю мой последний факел, горящий в честь Морса и Либитины, и иду за вами, мои почтенные собратья, для принятия мирной кончины на жертвеннике Януса!»

Внуки перенесли с кресла и поместили умирающего на ложе носилок с его жреческим ножом и посохом.