молодость он завоевал такой авторитет и такую бешенную популярность, какую до него никто в Приморье никогда ещё не имел.

Теперь все местные халдеи готовы были за Набуэлем идти и в огонь, и в воду!

И они ему об этом неустанно говорили.

Глава вторая

Ну а сейчас поговорим о женщинах…

Для этого есть повод.

И вот поговорим в каком смысле…

Не стану распространяться долго на эту тему, но всё-таки задам один вопрос. Что может быть самым невыносимым и, наверное, самым болезненным для любой из женщин? Ну, помимо потери ею ребёнка, конечно же. Не секрет, что самое страшное, это когда её окончательно покидает любовь. То чувство, которым она ещё вчера дышала и на которое молилась. И когда это всё-таки происходит, то тогда с любовью уходит от женщины кажется и сама жизнь, и после этого она теряется и уже не знает, для чего ей жить.

Ашшурбанапал и Аматтея постепенно отдалялись друг от друга. В их отношениях исчезла прежняя искренность. Теперь они встречались уже реже. Ашшурбанапал, наконец-то, вспомнил, что у него есть ещё законная старшая супруга и сыновья от неё. Аматтея же и прежде сталкивалась с нечто подобным, когда у неё произошёл разрыв с Фраортом, наследником мидийского трона, и теперь у неё всё повторялось, и она вновь переживала, что и второе её чувство, не успев по-настоящему вспыхнуть, угасло, а точнее растворялось, как и первое, в небытие, и от этого она пребывала который день в подавленном состоянии. Её душила депрессия. Руки у неё опускались и ей ничего не хотелось делать.

И даже не хотелось творить.

Ещё хуже ей стало, когда до неё дошло известие об убийстве в Эламе царицы-матери Шильках. А ведь именно она, эта самая Шильках, дала ей в Эламе приют, когда Аматтея спасалась от преследования супруги мидийского принца. И Шильках не только ей помогала и поддержала её в очень трудную минуту, но и благодаря ей, Аматтея обрела новую тихую гавань уже в Ниневии.

И вот, её бывшей покровительницы и заступницы, теперь нет в живых. Её убили. И кто её убил?

Её убил собственный сынок.

* * *

Настроение у лидийской поэтессы немного улучшилось, когда она получила послание от халдейского князя Красавчика. Особенно её порадовала музыка, которая была написана уже на её последние стихи. Эта песня, выйдя в народ, за считанные недели даже превзошла по популярности её прежнюю песню «Соловей на ветке» и стала самой исполняемой и любимой в Ассирии в середине VII века до новой эры. И Аматтея, поначалу не воспринимавшая Красавчика всерьёз, вдруг на него взглянула совершенно по-другому. Он предстал перед ней уже совсем в ином свете.

В эти трудные для Аматтеи дни её поддержала подруга, принцесса Ама, с которой лидийка встречалась теперь довольно-таки часто. Выйдя замуж за Ашшурадана, племянника ассирийского туртана, которого назначили командовать одним из полков царских телохранителей, и которого она спасла, а потом и выходила во-время Ассирийско-маннейской войны, эта принцесса преобразилась: вчерашняя бесшабашная деваха, предпочитавшая исключительно мужские забавы и походившая на какую-нибудь скифскую воительницу, она вдруг на глазах у всех превратилась в хранительницу домашнего очага. Ама была беременна уже вторым ребёнком. Их с Ашшураданом дом располагался совсем неподалёку от дома наставника Великого царя, и поэтому Аматтея могла за несколько минут дойти до него пешком.

В этот раз Аматтея застала подружку во дворе. Ама за что-то отчитывала первенца, который только что начал ходить и оказался очень подвижным и проказливым. Как смеялась Аматтея, он был весь в маму.

Сынишка Амы ревел, а она ему сердито продолжала выговаривать:

– Ты почему кошек дёргаешь за хвосты? Им же больно! Вот одна из них и поцарапала тебя, защищаясь! А могла и глаз когтями проткнуть! Она так визжала, что я не на шутку перепугалась! Не подходи к ним! Никогда больше. Понял?!

– Я не пу-уту! Не пу-уту! Не пу-уту! – закричал и запрыгал кроха.

Увидев подругу, маннейская принцесса отпустила сынишку, велев его няне получше за ним присматривать, и немного успокоившись села в кресло.

Аматтея расположилась напротив.

– Ну, как у тебя дела? – спросила Ама. При этом она непроизвольно покрутила на безымянном пальце перстень (подарок мужа за рождение первенца) и присмотревшись к лидийке, покачала сокрушённо головой – Э-э-э, подруга, а что-то ты бледная совсем?.. Ты вообще-то не приболела?

– Вроде бы нет.

– А выходишь на воздух? Гуляешь?

– Даже и не знаю, что тебе сказать.

– Ну говори, как есть.

– Конечно, иногда выхожу. И заставляю себя гулять.

– А с Великим царём как у тебя? Ты с ним видишься?

– Изредка.

– Это как?

– Мне тяжело с ним стало встречаться.

– Это из-за того, что произошло у царицы-матери?..

Аматтея подтвердила догадку подруги.

– Ну а он что?

– Он?

– Да.

– Он ищет со мной примирение…

– Вот видишь! Всё-таки ищет его! И в чём это выражается?

– Он мне предлагает сблизиться и стать уже его женой.

– Восьмой?

– Ну, да, восьмой. Хотя первой и старшей всегда будет племянница Накии. Пока могущественная царица-мать ещё здравствует. Это же понятно каждому.

– Ну а ты?

– А что я? Я и первой, кажется, уже не хочу быть. Даже если бы он мне это и предложил. Зачем мне это теперь? Я ведь поняла, что его не люблю. Мы с ним разные. Совершенно разные.

– Д-да-а уж, что-то с тобой действительно происходит, подруга, – покачала головой маннейка.

Аматтея перегнулась и осторожно погладила огромный живот Амы.

– Слу-ушай, а у тебя не двойня? Живот-то у тебя очень большой…

– Всё может быть, – улыбнулась Ама. – А может, я там ношу и тройню. Об этом же говорит и дядя мужа.

– А что, главнокомандующий окончательно смирился с тем, что ты стала его родственницей?!

– Он кажется перекипел. И знаешь, он уже не чает души в нашем с Ашшураданом первенце. И муж, и я им прощены, он нередко к нам заглядывает на огонёк, когда бывает в Ниневии. А на днях он пригласил нас к себе в гости…

– В Ашшур?!

– В Ашшур. Мы пообещали ему, что в эти выходные муж с нашим Шульманчиком к нему проедут, ну а мне это вряд ли будет под силу. Я уже и по лестнице-то едва поднимаюсь. Ну, ладно, подруга, что мы всё обо мне тут с тобой говорим? У меня всё, как и прежде, а вот что у тебя-то творится? Ты всё-таки не думаешь восстанавливать отношения с государем?

– Я этого не хочу.

– Ну, почему?

– Я, конечно, полностью в его