Таким образом, когда Кир во весь опор поскакал к голове колонны, она рысью двинулась за ним. Вокруг него сформировалось защитное кольцо копьеносцев. Наблюдателям могло показаться, что персы отступали к своему лагерю. Однако у них не было никакого возимого имущества и, следовательно, не было лагеря. Кир пустил своего нисайского скакуна легким галопом. Про себя он отсчитывал минуты, стараясь представить, что за это время должны были сделать вожди кочевников и как скоро смогут они собраться вместе, чтобы начать новую атаку. Продолжая считать, он почувствовал, как бежавшие за ним лошади ускорили шаг.

Он провел колонну вокруг земляной насыпи и направил коня в сторону массагетов.

Как он и надеялся, все кочевники оказались на виду, несколько темневших отрядов собирались воедино. Кир отпустил поводья, и его опытный нисанец, фыркнув, галопом помчался в сторону врага. Сзади послышались команды военачальников, развертывавших свои полки в боевой строй. Они мчались вперед, опустив копья вниз вдоль всего фронта. Сначала кочевники стали медленно отступать, вновь разбиваясь на стаи. Но у них не было мечей и копий, как у всадников Ахеменида, не было той же воли, чтобы стоять и драться врукопашную. Наступавшие персы прорвались через них.

Тогда темные стаи массагетов стали откатываться все дальше и быстрее. Кир в первый раз увидел их лагерь, с повозками, животными на привязи, многочисленными пленниками. Когда он направился в ту сторону, массагеты тоже повернули, стараясь перехватить персов, пока те не приблизились к лагерю. Теперь их вой превратился в яростный вопль.

Не сумев противостоять нападению, кочевники пытались спасти имущество и женщин, ожесточенно размахивавших луками среди повозок. Но видимо, как только массагеты начали разбегаться, никакая сила уже не могла собрать их вместе.

К концу дня отряды кочевников исчезли за северным горизонтом. Перед заходом солнца Кир отозвал погоню, чтобы вернуться в лагерь, где царил беспорядок, освободить связанных пленников и собрать в одном месте перепуганный скот. Повозки массагетов были полны награбленного в местных селениях добра. Женщины, освобожденные из рабства, плакали от радости, торопясь приготовить на походных кострах еду для утомленных воинов. Кир спешился — он сидел в седле четырнадцать часов, — чтобы съесть немного творога и кураги, размоченной в чаше с водой.

— Разве я не предсказывал, — спросил он у своих людей, — что ужинать мы будем в лагере врагов?

— Да, верно! — вскричали все вокруг, восхищаясь своим царем. — Истинная правда, ты наш пророк и Пастух, ведущий нас от убытка к изобилию!

Кир не напомнил им, что в тот день они стояли на грани катастрофы. Он хотел, чтобы его сын или эламская жена были бы с ним в тот вечер, поскольку он мог бы поделиться с ними мыслями. Но смог ли бы? После резни в Красном ущелье Амитис изменила свое отношение к нему. Так как стоявшая вокруг толпа ждала его слов, он выбросил обе руки к темнеющему небу.

— Вот сияют они — семь звезд-защитниц, хранящих нас. Разве не поведут они персов к новым победам?

Когда Кир триумфально въехал в Мараканду, благодарные купцы этого караванного города устроили празднование в террасированных садах.

Для этого их устлали коврами и осветили китайскими фонариками, развешанными на фруктовых деревьях. Ахеменида усадили в серебряное кресло, стоявшее на шелковом ковре. Поэты пели ему дифирамбы, ставили выше Ахемена, брата Джамшида, покорившего демонов севера. Его смертоносный меч, пели поэты, принес героям Ирана самую незабываемую победу над их старыми врагами с Туранской равнины. Такой победы, восклицали они, до сего дня не удавалось одержать ни одному смертному.

Терпеливо слушая поэтов, Кир думал, что был в этот день слишком занят и не удосужился вынуть меч из расписных ножен, а одержать окончательную победу над сарматами и массагетами будет посложнее, чем усмирить Амударью.

Выпив вина и расслабившись, магнаты Мараканды толпились вокруг Кира, кланялись ему как своему царю, клялись возвести для него дворец из нефрита и халцедона и выделить для его казны десять талантов серебра, а для его удовольствий лучших благородных дев. Кир поблагодарил их за добрые намерения, но вместо этого попросил найти для него тысячу двугорбых верблюдов, тысячу повозок с волами, тысячу мастеровых и столько же храбрых молодых воинов. Все это, сказал он, поможет ему в работе, которую он хочет сделать для Мараканды.

Со своей стороны он сделал Мараканду главным городом новой сатрапии — Согды. Так с древних времен называлась обширная территория между двумя восточными реками, Морской рекой и Песчаной рекой. Сатрапом он назначил одного из согдиан. Здесь, на востоке, как и в случае с Виштаспой, он оставлял управление в руках знатного местного жителя. На западе он заменил Астиага, Креза и других преданными ему персами, мидянами и армянами.

— Несколько дней назад, — сказал он маракандской знати, — вы обратились ко мне с просьбой помочь защитить стены вашего города. Теперь я передвину вашу границу на север на расстояние одного месяца пути. С этого времени вы сможете мирно вести вашу торговлю, что, как я думаю, вы способны делать лучше всего прочего.

Купцам Согды эта идея показалась очень нестандартной — переместить подальше их врагов-кочевников и тем самым защитить стены и караванные пути. Втайне они сомневались, что персидский царь сможет сделать что-либо в таком духе, но за год он это сделал. Он заставил все поселения кочевников перебраться на север, за естественную преграду широкого Арала и Сырдарьи, Песчаной реки. Эта река начинала быстрый бег с высокой гряды рядом с Маракандой и через шестьсот миль впадала в Арал. Кочевники никогда не смогли бы навести переправу через такое водное препятствие, а их переправе через реку на плотах или надутых шкурах животных можно было помешать. Чтобы постоянно наблюдать за Сырдарьей, Кир воздвиг семь фортов, как раз по числу звезд-хранительниц, со станциями смены лошадей по соединявшей их дороге. Как опорную точку новой границы, он построил укрепленный город, названный Городом Кира, или просто Кирой. Эти сторожевые посты должны были подавать ранние предупреждения о набегах и вторжениях, чтобы в Мараканде смогли организовать защиту.

На следующий год после сооружения Киры инженеры закончили укрощение другой реки, Амударьи. При разливе заполнялось озеро за новой каменной дамбой; пять шлюзовых ворот выпускали воду в пять каналов, орошавших поля почти до самого моря. Сатрап Хорезмии контролировал поток воды и собирал налог с поселений, получавших воду. Не будут платить, сказал Кир, не давать воды.

* * *

Затем утром перед отъездом с равнины Кир получил предупреждение. Он проснулся до рассвета, почувствовав чье-то присутствие в шатре, и подумал, что слуга собирает вещи перед дорогой, — Кир всегда отправлялся в путь на рассвете. Рядом с ним не было никакого движения, в полной тишине он мог слышать, как у входа вполголоса переговаривались охранники из его тысячи.

Вскоре он перестал сомневаться, что на фоне стены шатра видит темное пятно. Лежа молча на соломенном ложе, Кир разглядел стоящую фигуру, застывшую на месте. Над укутанным в черные одежды телом выделялось бледное лицо, и Кир набрал в легкие воздух, готовясь криком позвать своих людей. В тот же момент фигура заговорила с ним, произнеся слова, которые он почти не понял. «Второй раз.., принес вред.., ее народу, который не причинял ему вреда».