— Мы встретимся скорее, чем ты думаешь! — успокоил ее отец. — Мне предстоит вернуться в Англию с его величеством. Но как только я освобожусь, то непременно приеду к вам на север. Хочет того герцог или не хочет, но я намерен погостить у вас в замке! И возьму с собой твою бабушку — она, я уверен, будет не против.

— Конечно! И в замке вам будут рады обоим!

— Не исключено, что твой муж предпочтет в одиночку наслаждаться твоим обществом.

Тара, потупив взгляд, ничего не ответила. Ее мучило тягостное подозрение, что герцог не только не захочет наслаждаться ее обществом в одиночку, но и предпочтет, чтобы она поскорее покинула замок… Впрочем, он сам настоял на том, чтобы она вместе с ним вернулась домой! Как она должна понимать его? Не было ли это попыткой пресечь слухи, которые уже поползли по Эдинбургу в связи с их долгой разлукой? В любом случае, герцог не собирался ей ничего объяснять, и Таре оставалось лишь только гадать, что же подвигло его на этот шаг.

На обратном пути в Шотландию у нее оказалось так много вещей, что она ничуть не удивилась, обнаружив наутро перед домом не одну карету, а целых две. Но чего она совершенно не ожидала увидеть, так это верховую лошадь рядом с каретами. Тара взглянула с тревогой на лошадь, потом на герцога.

— Но вам ни в коем случае нельзя ехать верхом! — панически запротестовала она, мгновенно поняв, для кого оседлали коня. — Вы же знаете, доктор сказал, чтобы вы как можно реже садились на лошадь в течение нескольких месяцев.

— Тем не менее я поеду верхом, — тоном, не терпящим возражений, ответил ей герцог. — Если я что и ненавижу, так это необходимость на протяжении всего пути безвылазно сидеть в карете и таращиться за окно.

— Но вы же устанете! — не оставляла попыток одолеть сопротивление мужа Тара.

Проигнорировав это ее замечание, тот повернулся к ней спиной, чтобы поздороваться с графом и вдовствующей графиней, пришедшими проводить их.

— Ты провел у нас так мало времени, Герон, — посетовал граф, — что я не успел решить, какой подарок мне преподнести своему новоиспеченному зятю.

— Ничего страшного, ты и без того проявил немалую щедрость по отношению к моей жене. — И герцог указал взглядом на многочисленные коробки, громоздящиеся на крыше обеих карет.

— Это подарки для моей дочери, — возразил ему граф. — Теперь я должен презентовать что-то вам обоим. Подумаю-ка я об этом, дорогой, на корабле — в перерывах между приступами тошноты.

Оба расхохотались. Затем граф крепко обнял Тару.

— Если бы ты только знала, моя крошка, как я рад, что нашел тебя! — уже в тысячный раз повторил он ей. — И теперь больше всего на свете я желаю тебе счастья.

— Спасибо, папа, — кротко ответила Тара, заливая его синевой своих глаз.

Она ни капли не сомневалась: отец безошибочно понимает, какие отношения сложились между нею и герцогом, ее мужем. Сидя в полном одиночестве в карете, она махала рукой до тех пор, пока отец и бабушка не скрылись из виду.

Герцог скакал впереди, так что она могла наблюдать за ним из окна экипажа. И она вновь с удовлетворением отметила про себя, как красиво смотрится он верхом. Вот только что это за лошадь? Она успела понять, что лошади бывают разные — в одних больше породы, в других меньше, но очень ценятся арабские скакуны. Лошадь герцога была светло-коричневой, с блестящей на солнце шерстью и длинным шелковистым хвостом. По бокам и на животе светлели подпалины. Очень красивая лошадь! Конь. Попозже она спросит у герцога, как зовут его и что у него за порода, если, конечно, герцог на нее не рассердится за неуместные и пустые расспросы. Но она не чувствовала будущие расспросы неуместными и пустыми. Она действительно хотела это все знать и во всем разбираться.

«Он очень красив, мой муж, — думала Тара. — Папа абсолютно прав: именно так и должен выглядеть настоящий вождь…»

И тут же в голове ее прозвучал насмешливый голос: «Вождь без сердца».

«Он просто боится любить после того, что случилось с ним в предыдущем браке», — сказала себе Тара для успокоения.

В то же время она отдавала себе отчет, что при виде этой статной, мужественной фигуры ее сердце начинает биться быстрее. Что бы это значило? Странно как-то она себя чувствует в присутствии герцога… Сколько она наслушалась комплиментов, но те, кто их говорил, не производили на нее такого же впечатления, она просто их слушала и улыбалась. А герцог строг с нею и даже холоден, а у нее обмирает душа и слабеют колени. Наверное, так проявляется страх…

«Как бы я хотела знать больше о жизни и о мужчинах», — со вздохом признала она собственное невежество. Что же она должна сделать, чтобы герцог посмотрел на нее благосклонно?

Да, улыбаясь, когда мужчины в Эдинбурге осыпали ее комплиментами, в самой глубине души она испытывала робость и замешательство. В такие мгновения Тара особенно остро чувствовала, как сильно ей хочется услышать хоть одно-единственное доброе слово от герцога.

«Он — мой муж, и значит, я имею на это право! Вот отец говорит мне ласковые слова. А муж?… Ах, как я была бы счастлива их услышать!..»

Продолжая наблюдать за герцогом в открытое окошко, Тара упорно думала о том, что во всем Эдинбурге не было мужчины, которым бы она восхищалась больше, чем своим мужем.

Прошлым вечером, когда герцог так внезапно вошел в ее комнату, ей показалось, что весь мир вокруг изменился. Комната словно наполнилась чудесным светом — все потому, что там был он, которого она так ждала и о котором все ее спрашивали.

С того момента, как она заметила в зеркале его отражение, ей стало тяжко дышать, и это продолжалось до сих пор.

«Все потому, что его приезд стал для меня неожиданностью!» — сказала она себе.

Весь вечер она возвращалась мыслями к мужу. Только потому, что он находился в бальной зале, ей было трудно воспринимать речи других мужчин или следить за фигурами в танце. Даже когда она беседовала с королем, внимание ее все время переключалось на герцога, который стоял неподалеку.

Интересно, одобрил бы он ее слова или нет? И восхищался ли он ею в той же мере, что и король?

Ее пребывание в Эдинбурге было по-настоящему захватывающим, однако прошлый вечер оказался особенным — и все потому, что в присутствии герцога чувства ее словно бы обострились.

На ночь он устроился в соседней с нею комнате, и Таре отчаянно хотелось войти к нему и спросить, не может ли она взглянуть на его руку и, если надо, перевязать ее.

Однако герцог поднялся по лестнице в полном молчании, и дверь его захлопнулась едва ли не в ту же секунду, что и ее собственная. Казалось, будто их разделяет нечто большее, а не просто каменная стена.

— Я его жена, — произнесла она вслух, словно утверждая для себя эту роль на земле.

Однако желание ее войти к нему объяснялось не только тревогой за здоровье герцога. Ей очень хотелось остаться с ним наедине, чтобы поговорить наконец по душам.