пониманию что да как, а кому, как говорится, хоть кол на голове теши — всё без толку. А кому-то вот необходимо получить по голове пару раз, чтоб задуматься.

— Ну не знаю, дядь Ген… Как-то это всё звучит… Ты же говорил, что Он только заповеди свои дал и ждет, как мы тут дальше жить будем.

— Так-то оно так, да не совсем. — Дядька взял кочергу и стал выгребать утрешнюю золу. — Так грубо, как антибог, Он к себе никого не тащит, но я уже не раз видел, что люди к Богу обращаются только после того, как с ними что-то происходит в этой жизни. Кто после серьезной болезни, кто после смерти родных, а кто после развода, как у тебя, или ещё какой неприятности. Вот и напрашивается такой вывод, что кого-то Он может подтолкнуть к себе таким вот способом. Впрочем, это лишь мои предположения, не знаю.

— Ты же говорил, карма это всё.

— Правильно… До какой-то поры работает карма, старые уроки отрабатываешь, а потом по новой всё начинается. Ты вот, прежде чем в яму грохнуться, уже кое-что знал от меня, но, видимо, решил плюнуть на это. Чего этого дядю Гену слушать, ерунду какую-то городит на старости лет. Так ведь?

Артем посмотрел на дядьку с удивлением.

— Гм, так… А ты откуда знаешь?

— Так я же не слепой, вижу по тебе. А раз знаешь, да не хочешь, это уже бо́льшая ответственность по сравнению с тем, кто вообще ничего не понимает. Я ж тебе говорил — кому много дано, с того много и спросится. И тебе уже было что-то дано, да ты плюнул на это. Вот Он тебя и попросил ещё раз о жизни задуматься. Снова не задумался — получи бутылкой по голове. Дальше бы не задумался, может, и отвернулся бы Он от тебя на какое-то время, может, и жил бы ты дальше, в злости, да в нелюбви своей, а может, и чего похуже бы стряслось. Тут я не провидец, пути Господни неисповедимы.

— М-да уж… Мне почему-то кажется, с этой стороны никто и никогда не думает о том, что с ним происходит.

— Ну почему же? Кто-то именно так и смотрит. Ну ладно, спи иди, раз домой завтра собрался. Ты же на первом, небось, ехать хочешь?

— Ну да, он когда идёт?

— В семь утра.

— Вот на нем и поеду. — Артем выдержал небольшую паузу, но затем сказал ещё: — У меня тут, правда, мысль ещё одна засела…

— Говори, я весь внимание, — улыбнулся дядя Гена.

— Вот как бы ты ни говорил, но мне всё же кажется, что утопия это, если в рамках всего человечества думать. Не верю я, что все люди смогут жить так, как ты говоришь — в любви к ближнему своему, а по факту — в любви ко всем остальным людям. Слишком уж нас много, и слишком уж все мы разные.

— Ну так что с того? Я сам в это не верю.

— Как не веришь? А зачем тогда всё это?

— Что значит зачем? Ты за себя отвечай, а не за всё человечество? Какое тебе дело, любят другие или не любят? До них тысячи километров, там всё по-другому! Я же тебе уже говорил — выкинь из головы думать о том, как другие живут. Знаешь, у буддистов есть такая хорошая поговорка — «Думай о своей карме», а то мы привыкли на других вечно кивать. И что — если большинство скажет, что дважды два это шесть, ты откажешься от того, что это четыре? Каждый сам делает свой выбор, кому служить своей жизнью — Богу или антибогу. Вот в чем дело. Тут и думать об этом не нужно, смогут ли все люди на земле жить в любви и согласии, утопия это или нет. Зачем себе этим голову забивать? Ты не думаешь, что это может быть ещё одной уловкой антибога, чтобы отвлечь тебя от любви, сказать тебе — «А зачем? Плюнь ты на всё это!» Ты сам, Артем, живи, как следует, вот и всё. Точка!

7 октября

За ночь снова основательно подморозило, и туфли Артема громко стучали по замерзшей грязи, когда он в темноте шел на «площадку» к семи часам утра. На востоке небо начинало чуть‑чуть светлеть, где-то по дворам тявкали собаки, деревня нехотя просыпалась.

Дядя Гена вызвался проводить племянника до самой «площадки»: «Ничего, прогуляюсь немного, а то давно уже не ходил никуда».

— Когда обратно-то будешь? — спросил дядька, когда они поджидали автобус.

— Думаю завтра вернуться. Постараюсь за сегодня всё сделать, и завтра пораньше приеду.

— Ну ладно… Матери привет передавай.

Дорога в обратную сторону занимала меньше времени, так как в райцентре не надо было долго ждать автобуса в областной центр. Если всё обходилось без задержек, то на месте можно было быть уже к часу дня.

Заняв свое место в таком же «МАНе», как он ехал сюда, Артем закрыл глаза и задумался. Голова практически перестала болеть, и он чувствовал себя значительно лучше. «Может, это Он до тебя достучаться хочет?» — вспомнилась фраза, сказанная вчера дядей Геной. Да, как-то круто у него всё поворачивалось в последнюю неделю. Думал, съездит в деревню, ну гульнет пару раз — с Петром, с Игорем, не без этого. Постарается выкинуть из головы Эльвиру, Олега, развеется и всё пойдет по-старому — работа, друзья, те, которые остались, с жильем что-нибудь решил бы со временем, а пока снял бы квартиру однокомнатную или у матери перекантовался бы месяцок-другой. А получалось так, что перевернулось всё в голове.

Конечно, жилищные вопросы сами собой не решились, вопрос развода с женой никуда не уходил, но внутреннее мироощущение у Артема при этом значительно изменилось. Самое удивительное, что у него просто не получалось думать ни об Эльвире, ни об Олеге так, как это было в первый вечер, когда он пришел к Ильшату. Он со странным интересом замечал, что где-то в глубине души действительно начинает относиться к ним с жалостью. Это чувство было настолько непривычно ему, что он буквально ощущал от него физический дискомфорт. Иногда ему вдруг хотелось выругаться, снова сказать в адрес жены что-то гадкое, обозвать её нехорошими словами, чтобы вернуться в более привычное для себя эмоциональное состояние, но и это у него не получалось, поскольку он чувствовал, что в итоге ему станет только хуже.

«И что сейчас со всем этим делать? — думал он, глядя в окно. — Словно кто-то