борьбы за выживание, а это всегда связано с агрессией. Из общества, где каждый был другому «друг, товарищ и брат», нас бросили в общество с жесткой конкуренцией. А что такое конкуренция? Это борьба. А где борьба, там и агрессия, вот и всё. Даже если на тебя в данный момент никто не нападает — всё равно лучше показать зубы, заранее, на всякий случай. Пусть знают каков я. Добрый взгляд и мягкость считаются многими за признак слабости, поэтому и смотрят друг на друга хмуро да исподлобья. А потом всё идет, словно снежный ком, одно цепляет другое и так далее. Те, в ком духовное развито сильнее, не позволяют себе скатываться в откровенное хамство, остаются людьми. А те, у кого преобладает животное, не могут контролировать свои звериные инстинкты, они-то и становятся более грубыми и агрессивными. Вот как-то так получается… Но самих людей в этом винить нельзя, их лишь пожалеть надо. Ну что? Ты, наверное, уже спать хочешь? Стелить тебе?

— Да ладно, иди печку топи, я сам себе постелю. Чувствую, сегодня спать буду без задних ног, нагулялся за день.

10 октября

Наутро Артем и вправду разоспался. Наверное, сказалась вчерашняя прогулка и баня. Проснулся он от шепота в прихожей.

— Геннадий, на вот, Артему от меня пусть гостинцы будут, — говорил Людмилин голос. Глухо звякнуло обо что-то стекло.

— Хорошо, передам, — тоже шепотом ответил дядя Гена. — Он на двенадцать ехать хочет, надо уже будить его, чтоб позавтракал не торопясь.

— Ну ладно, привет ему от меня передай да пожелай хорошей дороги. Побежала я. — Чуть скрипнула входная дверь, и Людмила ушла.

Артем открыл глаза. Было уже совсем светло, в окно врывался яркий солнечный свет, и виднелся краешек сочного синего неба. В комнату заглянул дядя Гена. Увидев племянника, он сказал:

— Проснулся? А то я сам будить тебя собрался. Девять уже, начало десятого.

— Вот я дал сегодня. — Артем с удовольствием потянулся и сел на диване, широко зевнув. — Часов двенадцать, наверное, проспал.

— Ничего, иногда это нужно, выспаться хорошенько…

— Как там сегодня на улице? Холодно?

— Да, подморозило. Снега, правда, больше не было, ветер северный тянет, но солнце светит, так что днем, думаю, всё равно таять начнет. Иди умывайся, да завтракать будем.

Возле входной двери в ряд стояло несколько банок с соленьями, с медом и с вареньем.

— Вот, возьмешь домой гостинцы. От меня тут вам мед да огурчики с помидорами, и Людмила только что была, две баночки варенья малинового принесла тебе да удачной дороги пожелала.

— Спасибо ей от меня передай. Хорошая она женщина, я смотрю.

— Хорошая…

— Только куда нам столько банок? Я же не утащу, — запротивился было Артем.

— Утащишь, ты парень здоровый, чего прибедняешься? Вторую сумку я тебе дам. Свою на плечо повесишь, а эту в руки, вот и всё. Тут до «площадки» я тебе помогу донести, а там с автобуса на автобус. Дотащишь как-нибудь.

— Ну ладно, дядь Ген, спасибо тебе.

На «площадку» пошли загодя, чтоб не торопиться и не бежать. Ветер переменился на западный, и солнце стало помаленьку припекать. С крыш закапало словно весной, а под ногами постепенно образовалась настоящая снежная каша.

— Ну что, дядь Ген, давай прощаться. Спасибо тебе за всё, ну и… — Артем вдруг снова ощутил, как к горлу подступил комок. «Какой-то я сентиментальный делаюсь», — подумал он и сказал: — ну и… пожелай мне удачи.

Дядька крепко обнял племянника.

— Давай, племяш! Удачи тебе и всего самого хорошего! Приезжай, не забывай дядьку, я только рад буду.

— Приеду, обязательно приеду. Я теперь к тебе часто ездить стану, честно говорю.

Дядя Гена подмигнул.

— Ой, не ври… Не ко мне, однако? — он засмеялся.

— Да ну тебя! Говорю, к тебе, значит, к тебе. Ты-то сам что делать потом будешь? Тебе зимой совсем скучно, наверное? Только печку топить, да двор от снега чистить… Больше и заняться нечем.

— Ну почему? Я вот собирался на той неделе на речку сходить, прутьев тальниковых нарезать. Хочу корзинки поплести. А так — книжки читаю, в библиотеку хожу, у нас неплохая в клубе есть, там много чего интересного ещё с советских времен осталось. Хотя, конечно, зима не лето, да я уж привык.

Из-за поворота показался «ПАЗик». Он привычно сделал крутой разворот на пятачке и открыл двери. Немногие пассажиры — от силы человек десять — стали не спеша входить внутрь после того как вышли приехавшие. Дядька с племянником ещё раз крепко обнялись.

— Ну давай, счастливого пути тебе. Матери привет от меня передавай, она сама бы хоть приехала, на пенсии ведь, время есть.

— Ладно, дядь Ген, передам. — Артем подхватил тяжелые сумки и последним зашел в салон. — Сам в гости приезжай.

Водитель сразу же закрыл двери и тронулся; время было ровно двенадцать. Дядя Гена проводил автобус взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, и пошел домой.

Артем снова сел на заднее сиденье, ему здесь больше нравилось. Он задумчиво посмотрел на синее небо, выглядевшее в этот холодный октябрьский день совсем по‑весеннему. В пока ещё белых полях искрился под солнечными лучами быстро таявший снег. От его ослепительной белизны хотелось закрыть глаза, но и глядеть на эту жизнерадостную картину тоже хотелось, поэтому Артем щурился, улыбался, но глаз не закрывал.

Он возвращался домой, но это был уже совсем другой Артем, не тот, который ехал к дядьке десять дней назад. Он понимал это сам, ощущал, что жизнь его уже никогда не будет прежней, что в ней начался новый этап. «Всё будет хорошо, — подумал он и улыбнулся. — Всё будет как надо. Я верю и очень этого хочу…»