Он вывел их по лестнице на улицу, расположенную ниже. Вскореони подошли к большому зданию, стоявшему на склоне холма. Силк подошел к дверии постучал. После небольшой паузы райвен в прожженном кожаном фартуке открылдверь.

– Редек, старина, – удивленно произнес он. –Я не видел тебя много лет.

– Торган, – усмехнулся Силк. – Вот решилзаскочить к тебе и посмотреть, как ты живешь.

– Заходи, заходи, – пригласил Торган, распахиваядверь.

– Я вижу, у тебя дела идут в гору, – проговорилСилк, оглядывая помещение.

– На рынке дела идут хорошо, – скромно ответилТорган. – Парфюмеры в Тол Боруне готовы купить почти любой флакон.

Райвен был крепким мужчиной с пепельно-серыми волосами иполными розоватыми щеками. Он посмотрел на Гариона и нахмурился, словностараясь что-то припомнить Гарион отвернулся и принялся рассматривать изящныебутылочки из стекла, стоящие на столике рядом.

– Значит, ты изготавливаешь флаконы? – спросилСилк.

– О, мы стараемся выпускать кое-что еще, – ссожалением ответил Торган. – У меня есть ученик. Так вот, он абсолютныйгений. Я разрешаю ему иногда поработать для души. Боюсь, что если заставлятьвыдавать весь день одни только флаконы для духов, он сбежит от меня. –Стеклодув открыл шкаф и осторожно вынул завернутый в бархат пакет. – Вотего работа, – сказал он, разворачивая материю.

Взору Гариона предстал воробей, сидящий на покрытой листьямиветке с распустившимися почками. Воробей на ветке был выполнен настолькоискусно, что можно было различить каждое перышко.

– Удивительно, – прошептал Силк, рассматриваястеклянную птицу. – Настоящий шедевр, Торган. Как он добился такогогармоничного сочетания красок?

– Почем я знаю, – чистосердечно призналсяТорган. – Он даже не измеряет пропорции, когда смешивает краски, и всеполучается. Глаз не оторвешь. Говорю вам – это гений. – Он бережнозавернул воробья в бархат и поставил обратно на место.

За мастерской располагались жилые комнаты, где царили тепло,любовь и пестрые краски. В каждой комнате висели картины. Ученики Торганаскорее были не работниками, а членами его семьи; старшая дочь играла для них вто время, когда все сосредоточенно работали с расплавленным стеклом, и еёпальцы едва касались струн арфы, извлекая чарующую музыку.

– Как это не похоже на то, что снаружи, –недоуменно заметил Леллдорин.

– Что именно? – спросил Силк.

– На улице так мрачно… все серое и неприятное… но когдапопадаешь в дом, тебя окружает тепло и уют.

– Постороннему человеку это сразу бросается вглаза, – улыбнулся Торган. – Наши дома очень похожи на нас самих.Снаружи скучно, однообразно и мрачно. Ничего не попишешь. Город построили дляохраны Ока, и поэтому каждый дом – часть крепости. Мы не можем изменить его внешнийоблик, зато внутри царят искусство, поэзия и музыка. Мы сами одеты во всесерое. Очень практично. Наша одежда, сотканная из козлиной шерсти, легка,тепла, почти не пропускает влагу, – но она не поддается красителям, ипоэтому всегда остается серой. И если мы снаружи серые, это вовсе не означает,что мы лишены чувства прекрасного.

Прислушиваясь и приглядываясь к стеклодуву, Гарион начиналпостигать внутренний мир этих, на первый взгляд, ничем не примечательных людей.Строгая аскетичность облаченных в серые плащи райвенов служила фасадом дляобщения с миром. За этим фасадом, однако, скрывались совершенно другие люди.

Ученики Торгана были заняты выдуванием миниатюрныхфлакончиков, которые служили основным предметомторговли с парфюмерами ТолБоруна. Один ученик тем не менее работал поодаль, выделывая из куска стеклакораблик, застывший на гребне волны. Это был юноша с рыжими волосами ипристальным взглядом. Когда он оторвался от работы и посмотрел на Гариона, егоглаза удивленно расширились, но он быстро наклонил голову и продолжил работу.

Уже стоя в дверях и собравшись покинуть мастерскую, Гарионузахотелось еще раз взглянуть на удивительную стеклянную птицу на зеленой ветке.Воробей был сделан с таким замечательным умением, что у Гариона защемилосердце.

– Вам он нравится, ваше величество? – спросилмолодой человек, который неслышно приблизился. – Я был вчера на площади,когда Бэйрек представлял вас народу, – объяснил он. – И узнал вассразу, как только вы вошли.

– Как тебя звать?

– Джоран, ваше величество.

– Как ты думаешь, можно обойтись без этих«величеств»? – с грустью в голосе спросил Гарион. – Никак пока немогу к ним привыкнуть. Для меня это так неожиданно.

– В городе полно слухов, – усмехнулсяДжоран. – Говорят, что вас воспитывал в своей башне, что в долине Олдура,чародей Белгарат.

– На самом деле я воспитывался в Сендарии тетей Пол,дочерью Белгарата.

– Полгарой-волшебницей! – восхищенно прошепталДжоран. – Так ли она прекрасна, как гласит молва?

– Я всегда так считал.

– Она и вправду может превратиться в дракона?

– Если захочет – да, – сказал Гарион, – нопредпочитает быть совой. Почему-то она любит птиц… и птицы сходят с ума,завидев её. Они не переставая говорят с ней.

– Удивительно… – мечтательно произнес Джоран. – Ябы все отдал, чтобы повидаться с ней. – Он задумчиво сжал губы, как быприкидывая что-то в уме. – Как вы думаете, эта вещица ейпонравится? – вдруг спросил он, касаясь стеклянного воробья.

– Понравится? Да она придет в восторг от него!

– Вы не передадите его ей?

– Джоран! – воскликнул пораженный Гарион. – Яне могу её принять. Она слишком дорогая, и у меня нет денег, чтобы платить.

– Это всего лишь стекло, – слабо улыбнувшись,заметил Джоран, – а стекло – расплавленный песок, а песок дешевле всего насвете. Если вы считаете, что ей это понравится, пожалуйста, передайте воробья.Прошу вас. Скажите, что его прислал Джоран-стеклодув.

– Передам обязательно, Джоран, – пообещал Гарион,горячо сжимая руку юноши. – Я сделаю это с большой радостью.