оказалась Джоан Миллер, опубликовавшая в Дублине свою книгу «Война одной девушки». Фигура Джоан Миллер сама по себе небезынтересна.

После окончания школы хорошенькая девушка сначала работала в чайной лавке, а затем в парфюмерной фирме Элизабет Ардене — так хотела ее мать, считавшая эту работу престижной. Осенью 1938 года Джоан исполнился двадцать один год. На мир надвигалась угроза фашизма, и Джоан решила что-нибудь сделать «для войны». Вместе со школьной подругой («Мисс А») она поступила в Транспортный отдел МИ-5, а затем перешла на секретную работу, как она пишет «для избранных». Она стала личным ассистентом Максвелла Найта, известного как «Капитан Кинг», или «Мистер М», шефа одной из секций МИ-5. По его заданию она проникла в «Правый клуб», втерлась в доверие к Анне Волковой и способствовала ее разоблачению.

В своей книге Джоан рассказывает о «Мистере М», секретной фигуре, даже имя которого было запрещено разглашать, о его образе жизни — он был дважды женат и к тому же был гомосексуалистом. Джоан раскрыла многие секреты МИ-5, обстановку, царившую там, описала небрежную систему безопасности, грязные трюки, личные интриги руководителей и сотрудников и с возмущением отозвалась о той романтической индульгенции, которая была безосновательно выдана английским обществом этому учреждению. Не случайно книга Джоан Миллер, изданная в Ирландии, была запрещена в Англии.

И НАСИЛЬНО МИЛ БУДЕШЬ

На рассвете 1 сентября 1939 года главные силы немецкой сухопутной армии, сосредоточенные на границе с Польшей, перешли в наступление. Всего в операции участвовало пятьдесят две германских дивизии против сорока пехотных дивизий, одиннадцати кавалерийских и двух моторизованных бригад Польши.

Уже через несколько дней польская армия была фактически разгромлена. Вот что вспоминал немецкий генерал-лейтенант Дитмар:

«Дальнейшие события явились последним, заключительным актом большой драмы. Поляки продолжали удерживать еще несколько пунктов: Варшаву, Модлин и косу Хель. Они, безусловно, надеялись, что Запад поможет им, однако этого не произошло, и поэтому их стойкость не имела никакого оперативного значения. Окруженные польские части отстаивали теперь не Польшу, потому что Польше уже ничто не могло помочь, а свою воинскую честь… Поляки, в основном, сражались исключительно храбро, хотя и знали наверняка, что вернуть потерянное невозможно…»

27 сентября Варшава капитулировала. Возрождение польского государства не входило в планы Гитлера, и на территории оккупированной немцами части Польши было создано Генерал-губернаторство.

Советское посольство в Варшаве прекратило свою деятельность. Обязанности его сторожа и смотрителя добровольно взял на себя бывший киномеханик. Ни одного оперработника в Варшаве не осталось, связь с агентурой была потеряна.

Если бы руководители советской разведки имели привычку помечать красными флажками места нахождения своих агентов, то территория Польши оказалась бы сплошным «белым пятном».

Сейчас трудно объяснить нерасторопность руководства разведки, но прошел ровно год, прежде чем оно нашло возможность направить в Варшаву своего человека. Им оказался Петр Ильич Гудимович, тридцативосьмилетний сотрудник центрального аппарата, которого назначили на должность «управляющего советским имуществом в Варшаве» под фамилией Васильев.

30 октября 1940 года берлинский резидент Кобулов, которому оперативно подчинили Васильева, сообщил в Москву, что тот «прибыл в Берлин для дальнейшего следования в Варшаву».

Приехав на место, Васильев сразу же свел знакомство с немецкими официальными лицами: чиновником протокольного отдела, представлявшим МИД Германии, Данеком, шефом варшавского гестапо Николаи, и даже с начальником варшавской полиции Фатишем, создателем гетто. Что делать? Выбирая «друзей», разведчику не приходится руководствоваться личными симпатиями.

Представителю СССР, хоть и человеку невысокого ранга, надлежало на всех мероприятиях появляться с супругой. Ее присутствие придавало бы ему большую респектабельность, а кроме того, в ее лице он имел бы хорошего и надежного помощника. Беда заключалась в том, что Петр Ильич не успел жениться!

Эту ошибку решили исправить в Центре.

В день отъезда Васильева Судоплатов, прощаясь, похлопал его по плечу:

— Ты не журись. Скоро тебе пришлем напарницу.

26 октября Судоплатов пригласил к себе в кабинет сотрудницу управления Лену Модржинскую. Перед ним лежало ее личное дело. Он не спеша листал его, вслух прочитывая записи.

— Итак, родилась в 1910 году, в Москве, в семье инженера, русская, трудовую деятельность начала в пятнадцать лет, практикант «Комсомольской правды», студентка курсов иностранных языков, каких, кстати?

— Английский и французский — говорю, испанский и немецкий — читаю и могу объясняться, немного знаю польский.

Хорошо, — хмыкнул Судоплатов и продолжил: — Сотрудник ВОКС, секретарь месткома ЦИК СССР, руководитель плановой группы Наркомвнешторга, зам. директора Всесоюзной торговой палаты. Теперь у нас — зам. начальника отдела. Рост отменный. А как личная жизнь?

Вы же знаете, Павел Анатольевич, она не сложилась. Десять лет была замужем, но это были проклятые годы моей жизни. Мы вечно ссорились и, наконец, расстались. Только теперь я почувствовала себя человеком.

— К тому же он оказался троцкистом?

— Ну, это было более десяти лет назад, он давно отошел от них, работает в Академии наук и, как партиец, человек порядочный. Но ревнив, груб, отвратителен мне.

— Как же думаешь жить дальше?

— Пока отдыхаю, но кое-какой проблеск появился.

— Об этом забудь. У нас другие планы.

— Как это?..

— А вот так. Ты член партии? Польский язык знаешь? Обстановку представляешь? Понимаешь, что сейчас не время для сантиментов? Поедешь в Польшу в качестве жены и напарницы нашего сотрудника.

— Как же так? Я его не видела, не знаю, не люблю…

— Ничего, стерпится — слюбится.

— Но ведь насильно мил не будешь.

— Ничего, партия прикажет, и насильно мил будешь!

— У меня отец тяжело болен.

— Мы ему поможем. Все. Можешь идти, готовься к поездке, составляй задание.

В тот же день родилось полное отчаяния письмо:

«Заместителю наркома внутренних дел тов. Меркулову В. Н.

(только лично)

Сегодня я получила от т. Судоплатова П. А. предложение перейти на закордонную работу.

Убедительно прошу оставить на той, на которой нахожусь в настоящее время.

Помимо того, что я люблю свою работу, прошу не посылать за кордон, так как это разобьет мою личную жизнь. Из-за неудачного замужества десять лет никакой личной жизни. В прошлом году я разошлась с мужем, и моя личная жизнь только фактически начинается. Очень прошу учесть эту мою большую просьбу».

Резолюция на письме:

«Тов. Фитину, тов. Журавлеву».

И чья-то закорючка:

«Выдать восемьсот рублей на экипировку».

12 декабря 1940 года начальник разведки Фитин утвердил задание, подписанное Марией (так теперь звалась Елена Модржинская) и Судоплатовым. Задание носило взвешенный и осторожный характер.

От Марии не требовалось восстанавливать связь с агентурой, в крайнем случае, только с санкции Центра. Ей рекомендовалось вести себя естественно, не избегать знакомств, бывая в гостях и приглашая немцев, поляков,