Он не раз бывал здесь и раньше: неофициальные допросы, очные ставки, переговоры с адвокатами. В медицинском отделении он зашел в полностью оборудованную палату: носилки у стены, стол на колесиках с множеством инструментов и парой электронных аппаратов – черт его знает, для чего они используются.

Он оглядел комнату.

Тут было много народа, он насчитал десятерых.

Ланг стоял посреди комнаты под ярким светом направленной прямо на него лампы. Голый, в одних наручниках. Бритый череп, мускулистое тело, сверлящий взгляд. Он посмотрел на Гренса:

– А, и ты тут.

– Что – я?

– Пришел полюбоваться на мой болт.

Эверт ему улыбнулся. «Провоцируешь? – мелькнуло у него. – А я не слышу. По крайней мере, не сейчас. У меня друг только что погиб».

Он молча кивнул остальным, те тоже ограничились кивками. Четыре уполномоченных следователя, три охранника и два криминалиста.

Гренс был знаком со всеми. Он скользнул взглядом по каталке, на которой лежали бумажные пакеты с одеждой Ланга. По одному предмету в каждом. Криминалист в белых перчатках как раз укладывал в последний пакет черный носок. Его коллега стоял рядом, держа в руке специальный фонарик.

Криминалист посмотрел на Эверта. Больше никого не ждали, и он приступил к делу.

Он зажег свой фонарик и приблизился к Лангу.

Голубой луч медленно пополз по телу амбала сверху вниз.

Затем луч внезапно остановился: в его свете проступили какие-то пятна, которые вполне могли оказаться пятнами крови. Их собрали стерильной ватной палочкой и поместили в пакет, чтобы отправить на экспертизу. Сантиметр за сантиметром они осматривали его большое тело, ища то, от чего зависела его свобода или новый тюремный срок.

– Ну что, Гренс?

Йохум Ланг высунул язык и непристойно задвигал бедрами.

– Что скажешь? Каждый раз, блин. Вечно одно и то же. Собираемся здесь всей компанией. Все ваши педики в мундирах. И трахаемся, ага?

Луч скользнул по низу живота и пополз дальше. Ланг застонал и показал язык стоявшим рядом с ним полицейским.

– Да, малыш, вот так! Давай. Еще! Плевать, что ты легавый. Да, Гренс? Плевать. Даешь «Village People», черт возьми! «Be proud, boys. Be gay. Sing with me now. We are going to the YMCA».[17]

Ланг шагнул вперед. Он стоял, расставив ноги, пел и двигал бедрами перед двумя молоденькими полицейскими. Он медленно подвигался к ним и вдруг резко подался вперед. Теперь он стоял рядом с Гренсом и тяжело дышал.

– А ну вернись на место, – Эверт Гренс зло уставился на него, не отводя взгляда ни на секунду. – Я тебя закатаю. Пожизненно. То, что тебе полагалось двадцать пять лет назад.

– Пожизненно? За тяжкие телесные?

Ланг качнул бедрами в последний раз: «Be proud. Be gay», воздушный поцелуй.

– Иди к черту, Гренс. Отказ свидетеля от показаний. Слыхал про такое? Вы всегда с этим опаздываете, ты ж знаешь.

– Не пугай.

– Так я ж уже освобождался, ага. Шесть раз.

– Ты взят на месте преступления. Слыхал про такое?

Теперь Йохум Ланг стоял смирно. Оба криминалиста посмотрели на Гренса, и он кивнул им, показывая, что можно продолжать.

Голубой луч снова заскользил по телу громилы, а ватные палочки заплясали в поисках улик.

Фрагментов ДНК в волосах под мышками не обнаружено.

Эверт Гренс увидел то, зачем приехал. Результаты анализов будут готовы через пару дней.

Он вздохнул.

Адский денек.

Он знал, что должен сделать теперь. Ему пора ехать к Лене, сообщать ей о смерти Бенгта. Она не знала, что его уже нет в живых.

– Слышь, Гренс!

Ланг сложил губы как для поцелуя:

– Я тут слыхал про твоего коллегу. Который в морге. Жаль-жаль. Так он прямо там на полу и валяется? Какая жалость. Мы же, кажется, встречались с ним, да? Как и с твоей бабой из патрульной тачки. Это было немного… слишком, а, Гренс?

Ланг почмокал губами и послал воздушный поцелуй.

Эверт Гренс несколько раз медленно вдохнул, потом повернулся и ушел.

До Эриковой горы, где стояли аккуратные домики, в одном из которых Эверт был в гостях всего неделю назад, каких-то двадцать пять минут езды. Все это время он молчал. Свен сидел за рулем. Еще до того, как они отправились к Лене, он успел позвонить домой и сказать Аните и Йонасу, что задержится, так что с тортом они, может быть, повременят до завтрашнего утра. Эрфорс сидел сзади – его попросили захватить успокоительное и просто быть рядом, когда ей сообщат. Потому что на весть о смерти люди реагируют непредсказуемо.

Гренс закончил с Лангом. Тот тряс яйцами, глумился и не понимал, что ему светит пожизненное заключение. Ему невдомек, что сколько бы он, как и все отморозки, ни запирался, ни ломался на допросах, ни врал и ни отнекивался, чтобы в конце концов признаться, что действительно бил Ольдеуса, его все равно будут судить за убийство. Этому уроду не понять, что есть люди, которые не поддаются на угрозы и будут свидетельствовать против него. Но по иронии судьбы именно теперь, когда у Гренса наконец была свидетельница, которая покажет пальцем на Ланга, осмелится дать показания и поможет им засадить его в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, сам Эверт едет к жене своего лучшего друга сообщить ей о том, что она – вдова. Нелепая гибель в той же больнице, в которой Ланг совершил свою роковую ошибку и засветился.

Что угодно.

Что угодно, только не это. Только не ехать к женщине, которая еще ничего не знает.

На самом деле Гренс плохо знал Лену.

Он бывал у них в саду или в гостиной, пил кофе, который она готовила, обычно раз в неделю с тех пор, как они переехали сюда после свадьбы. Она всегда встречала его тепло и радушно, да и он старался как мог, но близко они не общались. Может, из-за разницы в возрасте, а может, из-за разницы в характерах. У обоих у них был Бенгт, и этого хватало.

Гренс сидел в машине и смотрел на окна. На кухне горел свет, в холле было темно, как и на втором этаже. Она где-то внизу. Ждет своего мужа. Эверт знал, что ужинали они поздно.

Это было свыше его сил. Он не мог.

Лена там и ни о чем не знает.

Для нее Бенгт все еще жив.

«И пока она ни о чем не знает, он для нее жив. Но как только я расскажу – он умрет», – подумал Гренс.

Он постучал в дверь: в доме маленькие дети, может, они уже спят. Он надеялся, что они уже спят. Когда вообще дети ложатся спать? Он ждал. Свен и Эрфорс стояли позади него на нижней ступеньке крыльца. Он постучал снова – немного громче и дольше. Он услышал, как она спрыгнула на пол, заметил ее быстрый взгляд сквозь кухонное окно, она отперла замок и распахнула дверь. Он делал это много раз, он приносил известие о смерти и раньше, но никогда – о том, кого действительно любил.