— Очень хорошо переплелась, — подтвердил Середин.

— Спасибо, мне тоже нравится. Когда я родилась, отец не проявил ко мне интереса: викинги жалуют только мальчиков — продолжателей рода, будущих воинов, — и моим воспитанием занималась исключительно мать. Она была очень образованная женщина. Благодаря ей я говорю и читаю на греческом и ромейском, знаю язык данов, знаю руны: и старшие, футарк, и младшие. Вот, посмотри, это знак нашего рода. — Она встала, сняла со стены зеркало и, подышав на него, начертила несколько переплетенных рун. — Мать, до того, как отец пленил ее, занималась алхимией, астрономией. Вообще, это не свойственно женщинам востока, но мой дед не препятствовал ей. Она передала мне многие тайные знания, хранившиеся в ее семье чуть ли не с времен египетских фараонов. Она долго не могла привыкнуть к суровой жизни северного народа: слишком сильные морозы, чересчур короткое лето. Она понимала, что вернуться домой ей не суждено, и смирилась со своей участью. Отца она, если и не любила, то уважала — это точно. С ней он был всегда ласков, над его заботливостью даже подтрунивали, хотя открыто смеяться никто себе позволить не мог — слишком был хорошо известен его дикий нрав. И когда из очередного похода привезли мертвое тело отца, мать решила разделить его судьбу. Она по своей воле взошла на погребальный драккар…

— А ты? — не выдержал Середин. — Что же она — бросила тебя?

— Я была почти взрослая — тринадцать лет. В этом возрасте девочки уже становятся женами. И к отцу уже не раз приходили просить меня в жены отпрыски знатных родов. Мой старший брат по отцу, он старше меня на десять лет, был эрилием — знатоком рун и божественного знания. Он остался старшим в семье и решил отложить мое замужество. По-своему, он неплохой человек, только уж очень заносчивый и нетерпимый к возражениям. Если б ты знал, как нам тяжело было приспособиться к тамошней жизни. Брат считал ниже своего достоинства говорить на равных не только с пахарями, но и со знатными людьми. В конце концов, нам пришлось покинуть нашу землю и скрываться в той деревне, где я и познакомилась с Невзором.

— А как вы попали на Русь?

— Брат сочинил нид — хулительные стихи на одного из соседей. Его обвинили во лжи, и тот ярл, которого ославил в стихах брат, поклялся смыть оскорбление его кровью. После смерти отца нас некому было защитить, так что пришлось бежать. С кораблем купцов мы попали в Хольмград — Новгород, но там слишком часто бывали люди с севера, нас могли узнать. Пришлось бежать дальше.

— Но позволь, каким же богам ты поклоняешься? Отец — викинг, мать, как я понял, мусульманка…

— Я живу по законам этой страны, а боги наши очень схожи. Я даже подозреваю, что они одни и те же, просто их по-разному называют. Род, Один, Перун, Тор, Корс, Локи. Даже в именах слышится что-то общее. К тому же, я служу не богам, а матери-природе: земле, деревьям, травам, рекам, озерам, животным и рыбам. Всему, что живет на земле, в воде, летает, плавает, ползает. Все мы — дети природы, просто одни забыли это или стараются забыть, а другие живут в природе, как в большом доме, единой семьей.

— Слушай, а имя «Велена»…

— Я взяла его, когда мы с братом оказались в Новгороде. Меня зовут Сигрид.

— Красивое имя, — задумчиво сказал Олег. — Сигрид. Так и слышится вой северного ветра, что метет поземку, сдувает снег со скал, охраняющих фьорды. А Верша?

— Его истинное имя Ингольф. Он настоящий викинг — во всяком случае, внешне. Он высок, у него синие глаза, волосы светлые, почти белые. Когда найдете, назовите его настоящим именем — иначе он не поверит, что я помогла вам. Он меня очень любит. Настолько, что готов был убить всякого, кто хотел видеть меня своей женой. Когда я сказала брату, что полюбила раненого дружинника, он был готов зарезать его во сне. Мне несколько раз удавалось пресечь его попытки убить Невзора с помощью рунической магии, пока он смирился. — Велена невесело усмехнулась. — Однако, я так и не стала для Невзора единственной. Представляю себе ярость брата, когда он узнал, что мне предпочли эту… Малушу.

— А она какая?

Велена пожала плечами, пренебрежительно скривила губы.

— Обычная девка, смазливая. Единственное, что в ней примечательного — это глаза. Синие, глубокие… — Знахарка решительно встала из-за стола. — Не хочу вспоминать о ней. Поел? Выметайся на улицу, мне прибраться надо.

Середин поймал ее за руку, усадил к себе на колени. Велена изо всех сил упиралась ему в грудь, но вдруг сдалась, спрятала в ладонях разрумянившееся лицо.

— Извини. Мне неприятно вспоминать об этой девчонке.

— Ты загораешься, как сухая трава. Может, ты все еще любишь Невзора?

— Пусти меня, дурак, пусти сейчас же!

— Ну, все, все… — Олег прижал ее к себе, погладил по голове, успокаивая, как маленького ребенка. — Что-то нашего волка-воина не видно. Обычно он к рассвету объявляется.

Велена замерла.

— Фрея…

— Что это?

— Моя кошка, Фрея. Она не показывалась, пока Невзор был поблизости.

Олег выругался про себя.

Они вышли из избы. Вдалеке, на другом берегу озера, в воде все еще копошились мужики. Ветер рябил поверхность озера, гнул осоку, качал ветки ивняка. Неподалеку от порога Олег увидел на земле кусок бересты, прижатый камнем. Уже предчувствуя недоброе, он поднял бересту. На коре чем-то острым были вырезаны неровные буквы кириллицы. Середин наморщил лоб, пытаясь разобрать, что здесь написано, досадливо крякнул и передал бересту Велене.

— Прочитать сможешь?

— «Велена, Олег, спасибо за помощь, простите и прощайте». Это все, — она посмотрела на Середина, — он ушел.

— Ушел, — пнул Олег камень.

Тот запрыгал по траве, плюхнулся в воду, распугав лягушек.

— Он не волк, он баран! — в сердцах заявил Середин. — Куда его понесло одного?

— Искать моего брата, — тихо сказала Велена, — тебе обязательно идти с ним?

* * *

Середин сбросил на пол возле печки очередную связку дров и вытер пот. «Далась ей эта баня», — с досадой подумал он. Велена, когда поняла, что он хочет догнать Невзора, категорично заявила, что, если Олег не истопит баню, то может провалиться в Утгард и больше она его знать не захочет.

На стук поленьев в баню заглянула Велена.

— Еще неси.

— Может, хватит, а?

— Давай, давай. Не ленись.

Середин прошел в избу. В печи, в глиняном горшке, что-то булькало. Запах стоял ужасный. Велена, с засученными по локоть рукавами, растирала что-то каменным пестиком в деревянной чаше.

— Обед? — поинтересовался Середин.

— Перебьешься. Дрова носи.

Олег хмыкнул, покрутил головой, но послушался.

Выбрав засохшую ель, он быстро срубил ее, очистил от сучьев и, порубив на поленья, потащил в баню.