Ему было больно видеть это и страшно не нравилось, что потребуется время, чтобы как-то это исправить.

Тихо отважная, такой виделась она ему раньше. Нет, теперь он назвал бы ее упрямо отважной. Или лучше отважно упрямой! Нравилось ему это или нет, но она привыкла оставлять за собой последнее слово во всем, что касалось семейства Уордов. Она останется, чего бы ей это ни стоило, непоколебимой в исполнении своего долга, в своем праве нести все тяготы и радости этого руководства.

У Коннора не было намерений лишать ее радостей, но ему отчаянно хотелось разделить с ней тяготы. Он не собирался праздно стоять и смотреть, как его жена клонится все ниже и ниже под грузом забот о своих родственниках.

Тем более что вскоре они станут и его семьей.

Совсем скоро, если дополнительные фунты, которые он передал своему адвокату, повлияют на это.

Коннор наблюдал, как Аделаида положила в рот последние кусочки яблока и потянулась за следующим ломтиком. Много воды утекло с тех пор, когда он был частью семьи... обычной семьи. У него завелись друзья, Майкл и Грегори, но его связь с ними была не той, что рождает брак... и ожидания были другими.

Коннор вдруг ощутил непривычную неуверенность при мысли о некоторых... неуловимых ожиданиях, которые лелеял. До сих пор он о них особенно не задумывался, сосредоточившись лишь на том, чего хотел от Аделаиды и что мог легко дать ей взамен. Он хотел Аделаиду в жены и мог обеспечить ей надежное будущее.

Однако быть главой семейства означало больше, чем дать имя и запас провизии. В идеале дама, обладавшая даже мизинцем голубой крови, должна была выйти за джентльмена по рождению. Или хотя бы за джентльмена по определению.

Коннор прекрасно знал, что не является ни тем ни другим. Согласно взглядам его отца, джентльмен никогда не уклоняется от приверженности честности, цельности характера и мужества. А он отбросил первые два качества, еще не дожив до двадцати.

Кстати, верность женщине весьма красноречиво отсутствовала в отцовском списке достоинств джентльмена. И в свете хватало людей, считавшихся образцом для подражания, которым он не доверил бы даже чистить свои сапоги.

Ему пришел на ум его братец. Так что нравится это кому-то или нет, но не существует на свете истинных джентльменов. Есть только те, кто хорошо играет эту роль, и кто сыграть ее не может.

Конечно, покойный барон счел бы своего младшего сына неудачником в этой роли, но Коннор отбросил прочь сомнения и затаенный всплеск стыда. В конце концов, он вступал в брак не со своим отцом. Единственные идеалы и ожидания, которые его волновали, принадлежали Аделаиде. И, как любой мужчина, он мог удовлетворять те, что его устраивают, и притворяться, что принимает другие.

Обратная поездка домой так же развлекла Аделаиду, как и придорожный пикник. В течение трех часов они с Коннором вели оживленную беседу на самые разные темы.

Он расспрашивал ее о родителях и о том, какой она была маленькой девочкой. Коннор беспощадно подтрунивал над ней, когда она призналась, что одно время увлекалась жалостливой поэзией, и развлекал ее рассказами о своих заграничных путешествиях.

Он был обаятелен и внимателен, и на это краткое время Аделаида забыла думать о лжи, долгах и поисках мести. Коннор вновь стал ее тайным джентльменом из сада, и больше ей ничего не требовалось.

Прежде чем она успела сообразить, их экипаж прокатился через Бэнфрис... и мимо ее дома.

— Кучер, кажется, позабыл, где я живу, — обратилась она к Коннору.

— Если не возражаете, мне бы хотелось, чтобы вы встретились кое с кем в Эшбери-Холле. Это не займет много времени.

Уже надвигались сумерки, и небо темнело. Посещение Эшбери-Холла означало, что она вернется домой затемно. А благовоспитанная леди не прогуливается с поклонником после наступления темноты. Впрочем, подобная леди также не ездит с посторонним мужчиной в закрытом экипаже. Так что, подумалось Аделаиде, раз уж она пошла на это, незачем придираться к остальному.

— Я не возражаю. С кем мне предстоит встретиться?

— С моими людьми.

Она предположила, что речь идет о Майкле и Грегори, людях, приехавших с Коннором из Бостона и разделивших с ним тюремную камеру в Шотландии. Аделаиде пришло в голову, что они, наверное, являются самыми близкими ему людьми, практически его семьей, а она до сих пор почти ничего о них не знает.

— Я буду очень рада встретиться с ними.

По сравнению с предыдущим визитом Аделаида нашла Эшбери-Холл истинным эпицентром событий. Два лакея ждали у дверцы экипажа, чтобы помочь ей спуститься с подножки, дворецкий распахнул входную дверь дома, служанка ждала в холле, чтобы принять ее шляпку.

С появлением каждого нового слуги глаза Аделаиды раскрывались все шире. И к тому времени, когда в холле появилась домоправительница, чтобы помочь служанке, растерявшейся в новом доме, Аделаида уже не знала, плакать ей или смеяться.

— Миссис Маккарнин? — удивилась она.

Домоправительница, высокая худая женщина с седыми волосами, аккуратно убранными под чепчик, и приветливой улыбкой на узком лице, присела перед ней в глубоком реверансе.

— Как видите, мисс Уорд. Доброго вечера вам, мистер Брайс.

Аделаиде оставалось только ошеломленно уставиться на нее, что она и сделала, пока домоправительница со служанкой не покинули холл. Она повстречалась с миссис Маккарнин несколько месяцев тому назад, когда та служила экономкой у сэра Роберта. И по той же причине она узнала лакеев, дворецкого и служанку.

Она повернулась к Коннору.

— Вы позаимствовали всех слуг у сэра Роберта?

— Ничего подобного, — коротко возразил он. — Они уже не служили сэру Роберту, когда я сегодня утром нанимал их.

Посмотрев на проходившего мимо лакея, она осведомилась:

— Что? Сегодня? Всех сразу?

Коннор пренебрежительно тряхнул головой.

— Хорошо, что они от него избавились.

— Это так, но каким образом?.. — И, рассмеявшись, добавила: — Не важно. Я не хочу этого знать.

— Отлично, а я не хочу вам это рассказывать.

Не в силах понять, говорит он серьезно или нет, и не желая в этом признаться, Аделаида воздержалась от дальнейших комментариев и позволила Коннору провести ее в переднюю гостиную — комнату, больше соответствующую великолепию Эшбери-Холла, чем любая другая виденная ею. Как и все остальное в доме, она отличалась огромными размерами и роскошью убранства. Обивка мебели и драпировки были из бархата сочного зеленого цвета. Камин был мраморным. Ковер таким пушистым, что просто проглотил ее туфли. Ее стоило назвать гранд-гостиная. По правде говоря, все комнаты Эшбери-Холла следовало величать этим титулом. Грандиозный музыкальный салон, колоссальная библиотека и малая, но не менее огромная семейная гостиная.