Несмотря на это, МВФ прямо-таки одержим тем, чтобы в развивающихся странах баланс бюджета сходился каждый год, без учета экономических циклов или долгосрочной стратегии развития. Поэтому организация накладывает ограничения по балансированию бюджета или даже предъявляет требования профицитного бюджета для стран, пребывающих в экономическом кризисе, которые на самом деле могли бы извлечь выгоду из бюджета дефицитного.

Например, когда в декабре 1997 года Корея подписала соглашение с МВФ после валютного кризиса, от нее требовалось создать профицит бюджета в районе 1% ВВП. Учитывая, что массовый исход иностранного капитала уже погружал страну в глубокую рецессию, стоило бы разрешить уйти в дефицит бюджета. Если уж какая-то страна в то время и могла себе это позволить, то Корея: ее государственный долг по отношению к ВВП был одним из наименьших в мире, включая богатые нации. Несмотря на это, МВФ запретил стране дефицитное расходование. Ничего поразительного, что экономику ожидал спад. В начале 1998 года банкротами становилось более 100 фирм в день, а уровень безработицы вырос втрое. Неудивительно, что некоторые корейцы прозвали МВФ (IMF по-английски) “I’M Fired” («Я уволен»). Только после того как стало ясно, что неконтролируемое движение экономики вниз по спирали не собирается прекращаться, МВФ смягчился и разрешил корейскому правительству принять дефицитный бюджет, однако дефицит был очень мал — до 0,8% ВВП. Еще более экстремальный пример: после финансового кризиса того же года МВФ велел Индонезии урезать расходы правительства, особенно субсидии на пищевые продукты. В сочетании с повышением процентных ставок до 80% началось массовое банкротство компаний, распространилась безработица, обычным делом стали беспорядки в городах. В результате в 1998 году объем производства сократился на целых 16%.

Окажись в похожих обстоятельствах злые самаритяне, они никогда не поступили бы так, как требуют от бедных стран. Они снизили бы процентные ставки и повысили дефицитное расходование, чтобы подогреть спрос. Ни один министр финансов богатой страны не был бы так глуп, чтобы повышать процентные ставки и поддерживать профицитный бюджет во время экономического кризиса. Когда экономика США в начале XXI века оправлялась от последствий крушения так называемого пузыря доткомов и атаки на Всемирный торговый центр 11 сентября, решением так называемого фискально ответственного, антикейнсианского республиканского правительства Джорджа Буша-младшего было, как вы уже догадываетесь, дефицитное расходование бюджета в сочетании с беспрецедентно мягкой монетарной политикой. В 2003 и 2004 годах бюджетный дефицит США составлял почти 4% от ВВП. Другие правительства богатых стран поступали точно так же. Во время экономического кризиса 1991–1995 годов отношение дефицита бюджета к ВВП в Швеции составляло 8%, в Великобритании — 5,6%, в Нидерландах — 3,3%, в Германии — 3%.

«Благоразумные» меры в финансовом секторе, рекомендованные злыми самаритянами, создали и другие проблемы в управлении макроэкономикой в развивающихся странах. Показатель достаточности капитала БМР, о котором я говорил выше, в этом отношении сыграл особенно важную роль.

Норматив БМР требует, чтобы займы банка менялись в соответствии с изменениями в его собственном капитале. Учитывая, что цена активов, составляющих собственный капитал, поднимается при росте экономики и падает вместе с нею, это значит, что состояние растет и уменьшается в пределах экономического цикла. В результате банки могут увеличивать число займов в благоприятный период даже без какого-то внутреннего улучшения качества активов, которыми владеют, а просто потому, что благодаря инфляции количество денег увеличивается. Это приводит к перегревающему экономику буму. Во время кризиса собственный капитал банков уменьшается вместе с ценой на активы, они требуют возврата займов, что, в свою очередь, вгоняет экономику в еще больший кризис. Хотя для отдельных банков соблюдение норматива достаточности капитала БМР может быть благоразумным, но если его будут соблюдать все банки, то это существенно увеличит экономический цикл и в итоге повредит самим банкам[29].

Когда экономические колебания становятся более сильными, такими же должны стать и колебания в налоговой политике, чтобы адекватно противостоять циклу. Однако большие изменения расходов правительства создают проблемы. С одной стороны, серьезное увеличение расходов во время экономического кризиса может привести к тому, что траты придутся на плохо подготовленные проекты. С другой стороны, резкое сокращение издержек правительства будет осложнено экономическим сопротивлением. Поэтому более сильная волатильность, которую создает активное внедрение показателя БМР (а также открытие рынков капитала, о которых говорилось в главе 4), на деле осложняет проведение качественной фискальной политики.

Американский писатель Гор Видал описал американскую экономическую систему следующей известной фразой: «Свободное предпринимательство — для бедных, социализм — для богатых». Макроэкономическая политика в глобальном масштабе в целом тоже ей соответствует: кейнсианство — для богатых, монетаризм — для бедных.

Когда богатые страны попадают в рецессию, они обычно ослабляют монетарную политику и увеличивают бюджетный дефицит. Когда то же самое происходит с развивающимися странами, злые самаритяне посредством МВФ заставляют последние повышать процентные ставки до абсурдного уровня, соблюдать баланс бюджета или создавать бюджетный профицит, даже если все это приводит к утроению безработицы и вызывает уличные беспорядки. Когда Корея в 1997 году оказалась в сильнейшем финансовом кризисе в своей истории, МВФ разрешил стране бюджетный дефицит лишь в размере 0,8% ВВП (и то после попыток практиковать обратное в течение нескольких месяцев, что привело к катастрофическим последствиям). Когда с подобной проблемой в начале 1990-х столкнулась Швеция (­из-за плохо организованного открытия рынка капитала, что происходило и в Корее), ее бюджетный дефицит был в 10 раз больше (8% ВВП).

Интересно, что когда жители развивающихся стран добровольно намереваются потуже затянуть пояса, то подвергаются критике за не­понимание основ кейнсианской экономики. Например, в ходе кампании корейских домохозяек за добровольную экономию после финансового кризиса 1997 года (например, за то, чтобы сократить размер порций дома) кор­респондент Financial Times в Корее насмехался над их глупостью, утверждая, что подобные действия «только ускорят падение страны в рецессию, поскольку сокращают спрос, который нужен для стимулирования роста». Но в чем разница между действиями корейских домохозяек и требованием сокращения расходов со стороны МВФ, которое, по мнению того же корреспондента, было совершенно разумным?