— Это дарственная на все земли от серебряных гор доголубых холмов, от мертвого моря до далеких долин, где лунный камень иизумруды, — сказал Глава.

— Все м-мое? — пробормотал Сэм, не веря своимушам.

— Ваше.

— Сто тысяч квадратных миль?

— Ваши.

— Ты слышала, Эльма?

Эльма сидела на земле, прислонившись спиной к алюминиевойстене сосисочной; глаза ее были закрыты.

— Но почему, с какой стати вы мне дарите все это? —спросил Сэм, пытаясь заглянуть в металлические прорези глаз.

— Это не все. Вот.

Еще шесть свитков. Вслух перечисляются названия, обозначениядругих земель.

— Но это же половина Марса! Я хозяин половиныМарса! — Сэм стиснул гремучие свитки, тряс ими перед Эльмой, захлебываясьбезумным смехом. — Эльма, ты слышала?

— Слышала, — ответила Эльма, глядя на небо.

Казалось, она что-то разыскивает. Апатия мало-помалуоставляла ее.

— Спасибо, большое спасибо, — сказал Сэм бронзовоймаске.

— Это произойдет сегодня ночью, — ответиламаска. — Приготовьтесь.

— Ладно. А что это будет — неожиданность какая-нибудь?Ракеты с Земли прилетят раньше объявленного, за месяц до срока? Все десятьтысяч ракет с поселенцами, с рудокопами, с рабочими и их женами, сто тысяччеловек, как говорили? Вот здорово было бы, правда, Эльма? Видишь, я тебеговорил, говорил, что в этом поселке одной тысячей жителей дело не ограничится.Сюда прилетят еще пятьдесят тысяч, через месяц — еще сто тысяч, а всего к концугода — пять миллионов с Земли! И на самой оживленной магистрали, на пути крудникам — единственная сосисочная, моя сосисочная!

Маска парила на ветру.

— Мы покидаем вас. Приготовьтесь. Весь этот крайостается вам.

В летучем лунном свете древние корабли — металлическиелепестки ископаемого цветка, голубые султаны, огромные и бесшумные кобальтовыебабочки — повернули и заскользили по зыбким пескам, и маски все лучились исияли, пока последний отсвет, последний голубой блик не затерялся среди холмов.

— Эльма, почему они так поступили? Почему не убилименя? Неужто они ничего не знают? Что с ними стряслось? Эльма, ты что-нибудьпонимаешь? — Он потряс ее за плечо. — Половина Марса — моя!

Она глядела на небо и ожидала чего-то.

— Пошли, — сказал он. — Надо все приготовить.Кипятить сосиски, подогревать булочки, перечный соус варить, чистить и резатьлук, приправы расставить, салфетки разложить в кольцах, и чтобы чистота была —ни единого пятнышка! Эге-гей! — Он отбил коленце какого-то необузданноготанца, высоко вскидывая пятки. — Я счастлив, парень, счастлив, сэр, —запел он, фальшивя. — Сегодня мой счастливый день!

Он работал, как одержимый: бросил в кипяток сосиски,разрезал булки вдоль, накрошил лук.

— Ты слышала, что сказал тот марсианин — неожиданность,говорит! Тут только одно может быть, Эльма. Эти сто тысяч человек прилетаютраньше срока, сегодня ночью прилетают! Представляешь, какой у нас будет наплыв!До поздней ночи будем работать, каждый день, а там ведь еще туристы нахлынут,Эльма! Деньги-то, деньги какие!

Он вышел наружу и посмотрел на небо. Ничего не увидел.

— С минуты на минуту, — произнес он, радостновдохнув прохладный воздух, потянулся, ударил себя в грудь. — А-ах!

Эльма молчала. Она чистила картофель для жарки и не сводилаглаз с неба.

Прошло полчаса.

— Сэм, — сказала она. — Вон она. Гляди.

Он поглядел и увидел.

Земля.

Яркая, зеленая, будто камень лучшей огранки, над холмамивзошла Земля.

— Старушка Земля, — с нежностью прошепталон. — Дорогая старушка Земля. Шли сюда, ко мне, своих голодных иизнуренных. Э-э… как там в стихе говорится? Шли ко мне своих голодных.Земля-старушка. Сэм Паркхилл тут как тут, горячие сосиски готовы, соус варится,все блестит. Давай, Земля, присылай ракеты!

Он отошел в сторонку полюбоваться своим детищем. Вот она,сосисочная, как свеженькое яичко на дне мертвого моря, единственный на сотнимиль бесплодной пустыни очаг света и тепла. Точно сердце, одиноко бьющееся висполинском черном теле.

Он даже растрогался, и глаза увлажнились от гордости.

— Тут поневоле смирением проникнешься, — произнесон, вдыхая запах кипящих сосисок, горячих булочек, сливочного масла. —Подходите, — обратился он к звездам, — покупайте. Кто первый?

— Сэм, — сказала Эльма.

Земля в черном небе вдруг преобразилась.

Она воспламенилась.

Часть ее диска вдруг распалась на миллионы частиц — будторассыпалась огромная мозаика. С минуту Земля пылала жутким рваным пламенем,увеличившись в размерах раза в три, потом съежилась.

— Что это было? — Сэм глядел на зеленый огонь внебесах.

— Земля, — ответила Эльма, прижав руки к груди.

— Какая же это Земля, это не может быть Земля! Нет-нет,не Земля! Не может быть.

— Ты хочешь сказать: не могла быть? — сказалаЭльма, смотря на него. — Теперь это уже не Земля, да, это больше не Земля— ты это хотел сказать?

— Не Земля, нет-нет, это была не она, — выл он.

Он стоял неподвижно, руки повисли как плети, рот открыт,тупо вытаращены глаза.

— Сэм, — позвала она. Впервые за много дней ееглаза оживились. — Сэм!

Он смотрел вверх, на небо.

— Что ж, — сказала она. С минуту молча переводилавзгляд с одного предмета на другой, потом решительно перекинула через рукувлажное полотенце. — Включай свет, больше света, заводи радиолу, раскрывайдвери настежь! Жди новую партию посетителей — примерно через миллион лет.Да-да, сэр, чтобы все было готово.

Сэм не двигался.

— Ах, какое бесподобное место для сосисочной! —Она достала из стакана зубочистку и воткнула себе между переднимизубами. — Скажу тебе по секрету, Сэм, — прошептала она, наклоняясь кнему: — Похоже, начинается мертвый сезон…

В тот вечер все вышли из своих домов и уставились на небо.Бросили ужин, посуду, сборы в кино, вышли на свои, теперь уже не такиеновешенькие веранды и стали смотреть в упор на зеленую звезду Земли. Это былосовсем непроизвольно; они поступили так, пытаясь осмыслить новость, которуютолько что принесло радио. Вон она — Земля, где назревает война, и там сотнитысяч матерей, бабушек, отцов, братьев, тетушек, дядюшек, двоюродных сестер.Они стояли на верандах и заставляли себя поверить в существование Земли; этобыло почти так же трудно, как некогда поверить в существование Марса: прямопротивоположная задача. В общем-то Земля была для них все равно что мертвой.Они расстались с ней три или четыре года назад. Расстояние обезболивало душу,семьдесят миллионов миль глушили чувства, усыпляли память, делали Землюбезлюдной, стирали прошлое и позволяли этим людям трудиться здесь, ни о чем недумая. Но сегодня вечером умершие восстали. Земля вновь стала обитаемой, памятьпробудилась и они называли множество имен. Что делает сейчас такой-то,такая-то? Как там имярек? Люди стояли на своих верандах и поглядывали друг надруга.