– Пахом? – пригляделся к слесарю Дмитрий. – То-то я смотрю, рожа знакомая.

– Признал, стало быть. Ещё не совсем память потерял…

– Нет, не совсем. И точно помню, что ни тебе, ни кому другому из простых работяг ничего плохого не сделал. Ну разве на гулянке кому из молодых портрет попортил из-за девок, но то дело житейское. Или я что запамятовал?

– Ишь ты, плохого он не делал… Все вы одним миром мазаны, мироеды!

– Это верно, – не стал спорить Будищев. – Ты полтинник-то возьмешь, или тебе спасибо хватит? У меня, если что, этих самых спасибов – большой мешок!

– Возьму, – неожиданно сдулся Пахом. – Будет хоть на что выпить.

– Хочешь выпить, я тебе налью, – усмехнулся Дмитрий, доставая из кармана плоскую фляжку. – Будешь?

– Ежели поднесете, что же не выпить, – перешел на вы слесарь и, следуя приглашающему жесту юнкера, приложился к горлышку. – Ишь, злая, да ещё и дорогущая, поди. Господское питьё!

– Верно. Но за хорошую работу доброму мастеру поднести не жалко.

– Благодарствую.

– Не за что. Лучше скажи, чего злобишься?

– Да так, Митрий Николаевич, жизнь собачья, вот и кидаешься на людей почем зря. Ты уж не серчай, если что не так сказал.

– Ладно, проехали. Кто знает, может, мне твоя работа ещё жизнь спасет.

– Коли так, не зря старался. Вы как поживаете-то, я гляжу, в чины выходите?

– Не жалуюсь.

– Сиротку Архипову хоть не забижаете? А то бабы в слободке иной раз спрашивают, а что им сказать…

– Стешу-то?

– Её.

– Всё хорошо с ней. Здоровье поправилось, грамоте выучилась, подросла-похорошела. Ещё немного, и от женихов отбоя не будет.

– Женихов?! – недоверчиво хмыкнул Пахом, но, на своё счастье, наткнувшись на серьезный взгляд Дмитрия, промолчал.

– Готово, Дмитрий Николаевич, – закричал прибежавший их кузнечного цеха парень с затвором в руках.

– Ну-ка, дай, – взялся за доработанную деталь Будищев.

Кузнецы, следуя его эскизу, удлинили рукоять и загнули её вниз, чтобы он не упирался в прицел при перезарядке. Осторожно вставив затвор в винтовку, Дмитрий несколько раз передернул его, проверяя работу. Тот шёл немного туго, но в целом всё получилось вполне удачно.

– Сёмка, – позвал он загрустившего ученика. – Подай патрон!

– Сейчас, – встрепенулся мальчишка. – А какой?

– Ну раз винтовка, стало быть – винтовочный. Вон из той пачки, перевязанной бечевкой.

Получив требуемое, Будищев отвел ствол в сторону и осторожно зарядил своё оружие. Медный цилиндр со свинцовым наконечником, обвернутым в промасленную бумагу, напоследок тускло блеснув, исчез в патроннике. Всё сработало штатно, оставалось только выстрелить. Но для последнего испытания Дмитрий решил перейти на задний двор.

– Береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережёт, – объяснил он собравшимся вокруг любопытствующим. – Сёма, ну-ка нарисуй несколько кругов, один в другом, на той стене.

– Сейчас… ой, а чем?

– Держи, – протянул ему кусочек мела предусмотрительный наставник. – Только смотри, чтобы ровно!

Разумеется, ровно у мальчишки не получилось, и изображенная им мишень явно была кривовата, отчего вызвала немало смешков у собравшихся вокруг зрителей.

– У Сёмки весь кривой, весь кривой, – запел кто-то из его прежних товарищей гнусавым голосом, – а нам с яво не стрелять, не стрелять!

Частушка вызвала дружный смех у зевак, заставив покраснеть как рак несчастного ученика гальванера.

– Пойдет, – невозмутимо отозвался Дмитрий и, тщательно прицелившись, выстрелил.

Пуля с характерным звуком выщербила кусок кирпича хоть и совсем рядом с мишенью, но все же за пределами самого большого круга.

– Промазал! – почти злорадно заявил Пахом.

Будищев, не обращая внимания на его слова, что-то подкрутил и снова велел Сёмке подать патрон. Винтовка снова громыхнула, выбив очередной кусок стены уже внутри мишени, хоть и с краю. После каждого выстрела стрелок что-то регулировал, потом снова заряжал, стрелял, и пуля всякий раз ложилась все ближе и ближе к центру. Наконец, последние три выстрела пришлись прямо в яблочко, вызвав уже одобрительные возгласы у зрителей.

– Ай, молодца! – восхищенно покрутил головой Востриков. – Ну, могём!

– Не могём, а могем, – поправил его Дмитрий и, шутовски раскланявшись, заявил: – Спасибо Богу и мне, а тем, кто мастерил – не!

– Вот так всегда! – разочарованно протянул кто-то из кузнецов, но юнкер перебил его:

– В таком деле спасибо – много, а вот трешница в самый раз! – усмехнулся он и достал из портмоне кредитный билет зеленого цвета. – Вот вам, на всю артель!

Ответом на это были уже радостные крики собравшихся, особенно тех, кто принимал в работе непосредственное участие. Остальные, впрочем, тоже не отставали, здраво рассудив, что на эдакие деньжищи можно взять цельное ведро полугара, которое счастливчикам в одиночку нипочем не осилить. По крайней мере, за раз.

– Ты чего такой смурной? – поинтересовался Дмитрий у Сёмки, осторожно обматывая берданку ветошью.

– Ничего, – вздохнул тот.

– Так уж и ничего?

– Просто… раньше вроде друзья были, а теперь смотрят как на врага!

– Я смотрю, и на твою долю досталось, – понятливо кивнул наставник. – Что тут скажешь, бывает!

– И что теперь?

– А ничего. Твои прежние кореша кем были, теми и остались, а ты, считай, стал классным гальванером. Многому научился, многое понял по жизни. Кичиться и задирать нос тут особо нечем, но и цену себе знать надо!

– Угу. Только все равно обидно. Всегда вместе были, за своего считали, а тут…

– Сёма, когда тебя Никодимыч чуть на тот свет не отправил, на этом заводе многие за тебя вступились?

– Нет. Только ты.

– А многие ли тебя в больнице навещали?

– Нет. Только вы со Стешей и мамка с братьями.

– И тебе не все равно на мнение этих людей?

– Наверное… все равно.

– Вот и правильно.

– Митя…

– Что тебе?

– Мить, а возьми меня на войну?

– Чего?!!

– Ну, правда, возьми. Я тебе пригожусь. Буду патроны подавать, оружие чистить и вообще… а научишь стрелять, так я тоже воевать стану. Вон у тебя сколько всего!

– Семён, послушай, – осторожно, чтобы не обидеть паренька, начал Дмитрий. – Война дело серьезное. На ней всякое случиться может. И мне для полного спокойствия надо, чтобы у меня дома все в порядке было. Понимаешь?