Тай Пу был отпущен в свой дом и свои сады. Императору Хо Хею воздвигли великолепную гробницу, которую можно видеть еще сейчас при выходе из западных ворот Пекина, с крышей, увенчанной гигантской золотой эмалевой рыбой, словно плавающей в реке закатного пурпура. 

СЕКРЕТ СЧАСТЬЯ

Когда, потянув за бороду халифа Гассана, как она это делала каждое утро, его любимая жена Фатима убедилась в невозможности его разбудить, ибо он был мертв, она стала испускать громкие крики. Не то чтобы прекрасной Фатиме событие это причинило малейшую печаль, но она просто подчинилась обычаю, требующему, чтобы подобные происшествия сопровождались воплями. Поэтому, когда слуги, придворные и визири проникли в комнату своего повелителя, они застали Фатиму предающейся тому, что она считала своей священной обязанностью, и они сами приняли в этом надлежащее участие, так что хор рыданий и стонов вскоре наполнил весь дворец и не замедлил распространиться по городу. Он разносился с такой быстротой, что через несколько минут в Багдаде не было носильщика или погонщика ослов, который бы не знал роковой новости и не обсуждал ее на свой лад.

От старшего ключаря тюрьмы, где Акбар и Али, сыновья халифа, были заключены отцом со дня достижения ими зрелости, узнали они об изменении их участи и о конце их заточения. Молодые принцы наслаждались в это время утренней свежестью в уединенном уголке сада, где им было разрешено свободно прогуливаться. Они любили туда уходить, потому что густая листва скрывала от них окружавшие их высокие стены. Там была фаянсовая беседка, где летом они охотно проводили ночи, прислушиваясь к журчанью фонтанов и пению соловья. Акбар и Али довольно легко переносили вынужденное одиночество, в котором они жили, потому что они находили утешение в дружбе, их соединявшей. И все же сколько раз оплакивали они свою суровую судьбу, причиною которой была жестокая ревность отца, подозрительного и недоверчивого даже к самым близким!

Они как раз беседовали на эту вечную тему, когда увидели бегущего к ним изо всех сил, с подоткнутыми за пояс полами халата и полуразвалившимся тюрбаном, старого Мельдура, их тюремщика. Вид его несколько их изумил, так как обычно Мельдур был почтителен к их уединению и не позволял себе его тревожить. Поэтому при столь необычном появлении его старший из принцев, Акбар, недовольно нахмурил брови, между тем как Али, более терпеливый, рассмеялся и воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Да ведь это старый Мельдур бежит к нам! Какое злое видение потревожило его сон? Без сомнения, он думает, что мы ускользнули отсюда на крыльях какого-нибудь доброго гения! Спрячемся за деревья, чтобы позабавиться смущением, в которое придет этот старый глупец, не найдя нас сразу...

Но Акбар гневно топнул ногой:

— Клянусь Аллахом, брат мой! Поступайте, как вы хотите! Что до меня, то я не знаю, почему бы мне сейчас не отдубасить хорошенько этого дуралея, в ожидании часа, когда, рано или поздно, я получу возможность посадить его на кол, что непременно и сделаю!

Едва произнес он эти слова, как старый Мельдур припал к его коленям. От стремительного бега он так запыхался, что не мог говорить и только протянул принцу огромный ключ, который всегда носил на поясе и который был тому хорошо знаком. И Акбар, тотчас понявший, что халиф Гассан окончил свою жизнь, посмотрел на старого Мельдура, распростертого у его ног, с лицом во прахе. И халиф Акбар подумал о том, что теперь он мог бы одним движением руки снять голову с плеч старика, как и с плеч каждого из жителей Багдада, каждого из подданных обширного государства, единственным и верховным владыкой которого он теперь стал.

Первое время правления Акбара ознаменовалось обычными в таких случаях событиями. Прежде всего устроили похороны покойного халифа, великолепные и отличавшиеся большой пышностью. Церемония эта доставила Акбару некоторое удовольствие. Не говоря о том, что он очень мало сожалел о смерти отца, он слишком долго лишен был зрелищ, чтобы не найти приятным этого представления, за которым вскоре последовали празднества в честь его воцарения. Акбар был весьма тронут выражениями народного восторга, к которым оно дало повод, и в нем зародилось искреннее желание потрудиться ради блага своих подданных и позаботиться о благоденствии государства. Первые законы, изданные Акбаром, вызвали такую радость, что народ выразил свою благодарность, дав ему прозвище Справедливого. Это польстило честолюбию Акбара, и он удвоил свое усердие и бдительность. Постепенно, однако, чувства его изменились, и, несмотря на удовлетворение, которое он вначале испытывал, он стал находить, что управление государством не лишено однообразия и что обязанности, которые оно налагает, заслуживают некоторой награды.

Соображения эти побудили халифа Акбара, после того как он достаточно потрудился для своей славы, подумать об удовольствиях. В этом отношении отец его Гассан, который сам ни в чем себе не отказывал, не особенно его баловал. Поэтому Акбар счел справедливым отбросить строгость к себе, раз никто более его к этому не принуждал. Итак, он решил уделить некоторое внимание своему гарему. Не было ли естественным для него отдохнуть немного от столь великих забот? С этой целью он собрал там, из отдаленнейших областей своих владений, прекраснейших рабынь. Но это собрание красавиц было бы неполным, если бы он не включил в него несравненную Фатиму, которая по свежести своей и блеску была поистине розой и жемчужиной Багдада.

Если халиф Акбар не обрел во власти того счастья, о котором мечтал в дни своего заточенья, то и в любви он не нашел того удовлетворения, какого ожидал. Правда, Фатима обладала столь прекрасным лицом и телом, что ей можно было простить некоторые несовершенства ума и характера, но все-таки слабости, которые она выказывала, способны были омрачить влюбленного, даже если бы влюбленный не был великим государем, а известно, что это положение не избавляет от сердечных страданий. Таким образом, благородный Акбар, мудрости которого дивился весь Багдад, легко дошел до безумств, свойственных любящим. Акбар познал муки ревности и все терзания страсти. Ему приходилось сносить упреки, придирки, капризы и выдумки прекрасной Фатимы. Самым удивительным было то, что, несмотря на огорчения, которые она ему доставляла, Фатима с каждым днем занимала все большее