принимаюсь считать керамогранитные клетки на полу, выложенные в шахматном порядке. Черная, белая… Черная… И снова белая… На каждый мой шаг приходится два квадрата. А на расстояние от аудитории до библиотеки их понадобилось ровно сто шестьдесят штук.

— Наконец-то ты пришла, моя Аня, — ласково говорит Мир, встречая меня у самой двери библиотеки. Крепко обнимая, целует в макушку и слегка покачивается. — Время тянулось бесконечно. Я, блин, хочу видеть тебя каждую секунду, — и смотрит на меня так, как будто я драгоценность, которую ему подарили. Это слишком приятно.

Ну как можно быть таким милым и в то же время мужественным? В Мироне столько света и легкости, удивительно, что я раньше этого не замечала. Он добрый. Замечательный. Очень-очень хороший.

— Я тоже скучала. Честно, — рядом с ним хочется стать другой. Лучшей версией самой себя.

Мир приподнимает уголки губ и, отступив на шаг, внимательно смотрит на меня. Слегка щурится.

— Закрой глаза, — выдвигает просьбу Савельев. Я же теряюсь. Но совсем чуть-чуть. Наверное, постепенно привыкаю к тому, что порой Мирон выдает нечто безумное. И, облизнув пересохшие губы, подчиняюсь — опускаю веки. — Закрыла? Точно? Не подсматриваешь?

— Мирон, зачем это? — мне кажется, он сам балдеет от того, что сейчас происходит.

— Не бухти, Тихоня, а то я прямо сейчас тебя съем! — чмокнув меня в губы, правда с закрытыми глазами я этого не ожидала и слегка дернулась, приобнимает за талию. — Так, аккуратно… — шагает вперед, утягивая меня за собой. — Здесь порог. Не споткнись. Осторожно. Еще немного, — инструктирует и подстраховывает, конечно же, не стесняясь порой перемещать ладонь на ягодицы. — А теперь стой. Глаза еще не открывай. Только по моей команде. Хорошо?

Несколько минут стою неподвижно. Слышу шорох, тяжелый топот и глубокое дыхание Мирона. Где-то что-то стучит, скрипит и брякает. Жуть как хотелось увидеть, что же вокруг происходит. Но я обещала дождаться следующей команды.

Когда мы вошли в библиотеку, в нос ударил запах старой литературы и пыльных книг. А сейчас пахнет по-другому. В воздухе витают приятные нотки корицы, а еще свежей выпечки. Желудок сразу дал о себе знать.

— Так… Я почти закончил, — говорит Мирон. Он подходит со спины и закрывает мои глаза ладонью. — На счет три открывай. Один… Два… Три…

Взмах ресниц. Рваный вздох. Слезы на глазах. Неописуемый восторг.

— Мирон, это… Это…

Я не могу подобрать слов. Просто стою с открытым ртом и от шока даже не шевелюсь. Сердце тут же принимается бить все рекорды, и мне приходится часто-часто моргать, чтобы не расплакаться. Эмоции бьют с невероятной силой. Как с ними справиться?

Весь зал библиотеки украшен воздушными шарами. Белые, розовые, нежно-персиковые… На полу — лепестки роз. А в самом центре стоит накрытый стол. И если приглядеться, то можно увидеть на нем красивый чайничек с какими-то травами и несколько видов булочек и пирожных. Это довольно неожиданно. Еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Я на седьмом небе от счастья и не могу поверить, что это происходит со мной.

— Тебе нравится? — несмело спрашивает Мир, протягивая мне небольшую коробку с красным бантиком.

— Нравится? Да это же как в самой лучшей сказке! С-с-с… Спасибо! — задыхаюсь от восторга.

Я приятно удивлена и смущена одновременно. Меня переполняют чувства… эмоции. Да все сразу! И я просто набираю высоту, обретая невероятную силу. А потом парю. Парю над облаками. Высоко-высоко…

— Ты… ты… — не могу подобрать нужных слов. Смотрю на Савельева и понимаю, как мне с ним повезло. Кажется, я правда ему нравлюсь. — Ты самый лучший, знаешь? — и, приподнимаясь на носочки, тянусь к его губам.

Обнимаю Мирона за шею, прижимаюсь к нему всем телом. И каждый наш поцелуй, словно вспышка, выстрел в самое сердце. Не сдерживаясь, целую с такой страстью, на которую только способна, вкладываю все то, что накопилось у меня в душе.

— Если я лучший, то ты… То ты — моя особенная! — говорит тихо Мир, но каждое его слово подобно раскату грома.

Я ожидаемо смущаюсь, краснея. Вижу блеск в глазах Мирона и снова плыву.

Взявшись за руки, идем к столу. И теперь я понимаю, чем это так вкусно пахнет — мои любимые французские булочки и пирожные с корицей. Такие вкусности мне каждый раз готовит бабуля, когда я приезжаю к ней погостить.

Наслаждаясь обществом друг друга, мы просто говорим обо всем на свете. Мирон немного рассказал мне о своей семье, о том, как начала увлекаться футболом. Даже поделился, как в начальной школе увел «девушку» у Данияра Истомина.

Что ж, умеет мой Мирон очаровывать… Этого у него не отнять!

Но я не думала, что рядом с ним мне будет так легко и спокойно. Можно быть собой, не стесняться своей скованности, неопытности.

Все, как он и говорил: нет барьеров, нет запретов.

Ради него.

— Знаешь, мои родители очень любят спрашивать о планах на будущее, — говорю я. Но этим вопросом вовсе не пытаюсь выведать у Мирона что-то лишнее, мне просто нравится его слушать.

— Жизнь — штука непредсказуемая. Думаю, все спрогнозировать нельзя. Но… — отодвигая чашку, Савельев поднимается со стула и подходит ко мне, протягивая руку. Я же без раздумий вкладываю в нее свою ладонь. — Мне бы хотелось открыть свой футбольный клуб и тренировать детей. Приятно видеть результат своих стараний. А еще… — переместившись к книжному стеллажу, раскладывает заранее приготовленный пред. — А еще я мечтаю построить дом. Свой. Знаешь, хочется создать идеальное место, где тебе будет спокойно, куда захочется возвращаться после тяжелого дня. Создать свой личный, уютный мир. Сколько себя помню, на каждый Новый год я просил у Деда Мороза набор инструментов, — и смеется.

Боже, его смех сводит меня с ума!

И как в такого не влюбиться? Да рядом с Миронов у меня крылья вырастают и будто второе дыхание открывается. В душе все поет и ликует. А в сердце так и щемит. Я… Я его просто обожаю. Он — мой воздух, мое небо!

И что бы не случилось, вопреки всему я…

Я буду шептать его имя.

Вместо стихов…

Вместо романов…

Вместо молитв…

— Подарок откроешь? — спрашивает Мир, когда мы располагаемся на полу.

А я и забыла про него…

Дергаю за атласный бант и поднимаю крышку. А там телефон последней модели. Тоненький такой. Золотистого цвета.

— Нет… Я… Я не могу это принять… — возвращаю Миру коробку, буквально впихивая ее ему в руки. — Это очень дорогой подарок. Мирон, ты не должен… И… А что, если мы ну… Расстанемся. Я… Не могу, понимаешь?

Савельев тут же меняется в лице. Вижу, как