Кровь шумела в ушах. Я кусала губы, прятала лицо в подушке. Наше безумие было общим. Одним на двоих и помноженным на два. А хотелось еще больше, еще сильнее. Я не выдержала, закричала, когда тело выгнуло судорогой. Немыслимое удовольствие. Невероятное. Такая разрядка, что оставляет совершенно без сил. И дарит больше, чем я могла отдать. Намного больше.

Я очнулась, чувствуя приятную тяжесть мужского тела на себе. Жар вышел из нас липким потом. Изга поцеловал меня, дотянувшись до щеки. Потом убрал мокрые пряди волос и снова поцеловал.

— В голове шумит, как после транса.

— И пить хочется, — добавила я.

Он выдохнул, кажется, с улыбкой. Лег на бок и погладил меня по бедру.

— Здесь все рядом, но нужно дотянуться. Подожди, я дух переведу.

— Устал?

— Нет, однако пауза не повредит.

На лбу шамана влажно блестел пот. Я любовалась, как Изга облизывал приоткрытые губы и лежал с закрытыми глазами. Удовольствие все еще было общим. Я чувствовала его блаженство, как свое собственное.

— Сама принесу, лежи.

— Я почти поднялся.

— Лежи, кому говорю.

Я со смехом откинула край покрывала на его ноги и встала с дивана.

Приятная истома не отпускала. Я сама себе казалась легкой и какой-то другой. Даже волосы не беспокоили. Главное, не смотреть в зеркало, не портить момент. Уснувшие комплексы — они такие. Чуткие. От любой мелочи могут снова встрепенуться.

— Вода только в баке?

— Нет, есть в чайнике. Кипяченая.

Изга сел на диване и притянул к себе согнутую в колене ногу. Меня больше не беспокоил его взгляд, а, может, он с самого начала и не думал внимательно меня рассматривать. Хотя, о чем я? Не слепой же.

— Прическу можно немного подровнять. Я оставил правый угол длинным, извини.

Я налила воду в стакан, поставила чайник обратно на тумбочку и машинально провела рукой по волосам.

— Ерунда. Схожу в салон, там все сделают.

И тут же осеклась. Салон мне в ближайшие две недели не светил. А так же горячая ванна, теплый туалет, итальянская пицца и свежемолотый кофе.

— Ерунда, — повторила я с нажимом и отхлебнула воды.

От кипячения она пахнуть колодцем меньше не стала. Диван заскрипел, Изга встал на ноги.

— Нет, если тебя это беспокоит.

— Переживу.

— Ира, — он обнял меня со спины. Все еще горячий и разомлевший после близости. — У тебя очень красивые руки, посмотри. Ладони маленькие, узкие, пальцы длинные. Такие руки фотографируют, — шаман осторожно взял меня за запястье. — Их рисуют, лепят из глины. Если коснуться пальцами лица. Вот так. То будет портрет. Освещение можно выставить, волосы поправить, но того, что у тебя есть внутри, не изменить и не испортить. Утром проснешься не накрашенная, рубище наденешь, я буду видеть, как тебя встречает рассвет. Радоваться, что ты здесь.

— Но разве плохо, если я буду красивой? Для тебя.

— Для меня все будет хорошо, — он обнял крепче и тихо сказал над ухом. — Я люблю тебя. Ты — моя женщина. Единственная, неповторимая, ненаглядная. Никто этого не изменит. Помни это, пожалуйста.

— Хорошо, — эхом отозвалась я. — Георгий, я тоже тебя люблю.

— Георгий, — прошептал он и поцеловал в макушку. — Я заново привыкну к имени, если оно тебе нравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да.

Солнце ярко светило в крошечное окно помывочной, а в предбанник лучи пробирались ползком через открытую дверь и теряли по дороге половину своей силы. Сквозь серую хмарь я едва различала силуэты банной утвари, развешенной на гвоздях одежды. Моя параллельная реальность пахла деревом и звучала утренними криками птиц. Рай в шалаше, как он есть, что бы ни говорили по этому поводу.

Шаман спал на диване, повернувшись ко мне спиной. Да, здорово, наверное, проснуться в объятиях друг друга, романтично, но сейчас я боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить своего мужчину. Такое хрупкое утро бывает только в сентябре, когда идешь в школу, и лед осенних луж хрустит под ботинками. Голова еще пуста, но впереди уже маячат десятки уроков и сложных заданий.

Что будет дальше? Вот мы признались друг другу, уснули в одной постели, живем, по сути, вместе. Куда он, туда и я. Без вещей, без работы, без планов на будущее. Да, так можно, пока меня ищут убийцы, но что потом? Крупных предприятий с задачами моего уровня в Якутске нет. Да и сам город, как я поняла, настолько далеко, что ездить туда каждый день к девяти утра будет очень проблематично. Чем Георгий зарабатывает на жизнь, он мне так и не сказал. Не голодает, но все же. Потянет ли его бюджет еще одного человека? Не стану ли я обузой, имея все шансы самой обеспечивать нас обоих?

А дети? Мамочки, ведь мы вчера даже не подумали об этом. Ладно, я бесплодна и за несколько лет отвыкла переживать о контрацепции, но Георгий медик. У него где-то на подкорку должно быть записано красными буквами «осторожно», а он бровью не повел. Решил, что я на таблетках? Зачем они мне?

Уф, как сердце застучало, давление подскочило. Я-то буду рожать в любом случае, но хотелось бы обсудить это с будущим отцом ребенка.

Нет, забавное все-таки чувство. Еще вчера крест на себе ставила, как на женщине, а сегодня пинетки, пустышки и подгузники мерещатся. Стоило чуть не умереть дважды, чтобы так сильно захотеть жить. С головой окунуться в заковыристую проблему: «Как найти хороший детский сад в тайге?» Куда поставить кроватку в большом доме шамана. Хорошо, что ребенку есть, где гулять. Вся тайга в его распоряжении, а не только огороженный кусок асфальта у подъезда многоэтажки. Воздух чистый, продукты натуральные. Папа такой, какого ни у кого нет. Шаман.

Щеки сводило от непрекращающейся улыбки. Я обернулась к нему, скрипнув диваном, и все-таки разбудила. Шаман тяжело перевалился на спину. Черные ресницы затрепетали, судорога прошла по лицу и Георгий широко зевнул.

— Доброе утро, — прошептала я, целуя его в колючую щеку.

Черт, жесткая щетина. И выросла-то всего за несколько часов. Выходит, он вчера специально для меня на ночь брился. Не хотел царапать во время ласк, а я не догадалась. Заметила бы сразу, не психовала, что близости не хочет. Ай, Ирина Карловна, тридцать лет живете, а ума как не было, так и нет.