— Куда! — рявкнул шаман и накрыл собой Ирину.

Холод ударил из открытой двери, просыпал снежную крупу с козырька крыльца. Азыкгай не хотел делать больно, ему и не пришлось. Прижал беглянку к себе, как куклу, и втащил обратно. Мелкие трепыхания не в счет. Сил у неё почти не осталось.

— Тебя гонят, — твердил шаман. — Не свои мысли слышишь, чужие. Сопротивляйся, ну! Дай сдачи!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хоть бы кто-нибудь помог. Зеркало далеко, бубен на стене, но толку от него? Странная у Иры одержимость, необычная. То бьется, то затихает. Вязать по рукам и ногам нельзя, уговаривать тоже. Как бы угадать, кто внутри неё «за наших»?

— Отпустите, — зашипела Ирина чужим голосом, — все в порядке.

Тьма хлестнула по рукам. Шаман обрадовался, что больше не видел её глаз, а только красное пятно затылка перед носом. Подсказки всегда в лоб. Всегда.

— Иннаар! Говори громче, она не слышит! Еще бей, еще!

Дух-помощник Георгия, призрачный защитник. Его голос звучал вторым и сбивал Ирину с опасного пути. Со смертельного для нее побега в тайгу. Молодец, мужик, толковый. Ключи от снегохода. Надо же, как метко придумал.

Иннаар взял верх, беглянка в руках Азыкгая затихла. Гадать не пришлось, какая ведьма решила извести соперницу. Она здесь одна. Оюна.

Я намеренно прикладывала пальцы к раскаленной эмалированной кружке, чтобы прийти в себя. Не знаю, что чувствовали самоубийцы, вытащенные из петли, меня безумие держало долго и отпускало медленно. Одержимость каталась на языке медным привкусом крови из треснувшей губы. Перед глазами все еще стояла белая пелена таежных сугробов, куда я чуть не ушла. Пешком. Полуголая.

— У нее совесть есть? — громко спросила я Азыкгая.

Шаман снял горячий чайник с плитки и заваривал мне уже вторую кружку с травяным чаем. Я помнила запах старых вещей от него и немыслимую силу. Седой совсем старик, а меня таскал, как пушинку.

— Мозгов у неё нет, — поморщился Азыкгай. — С ней хотели по-хорошему, уважали, как хозяйку. Разговоры разговаривали, дар преподнесли. Она даже приняла его, скрипя зубами, и что устроила? Нет, не дело это. Теперь по-другому все будет.

— А сразу нельзя было по-плохому? — огрызнулась я. — Чтоб наверняка.

Стыдно стало за грубость, но и косу жалко. Я бы сейчас нервы успокаивала, переплетая пряди, а не дергала себя за криво обрезанные лохмы.

— Сразу нет, — покачал головой шаман. — Оюна — не простой дух. Управа на неё только у богов есть, а они не очень-то интересуются обидами людей.

— И здесь бюрократия, — проворчала я. — К богам, как к крупным государственным чиновникам, запись за два месяца, «оставьте вопрос в письменном виде, мы с вами свяжемся» и стандартный ответ по шаблону, написанный девочкой-стажеркой после десятого по счету делегирования.

— Нет, у богов все проще, — усмехнулся Азыгкай. — Они молчат.

— А дары принимают? — вскинулась я, вспомнив про весенний ритуал открытия небесных врат.

— Да. И молчат.

— Все, как у чиновников, — рассмеялась я, но вспышка радости быстро сошла на нет. — Невеселая картина вырисовывается. Что же тогда делать?

— Георгий пойдет к Эрлику, — пожал плечами Азыкгай. — Бог царства теней единственный, кто еще откликается на проблемы людей. Но и он не всех шаманов слушает. Только тех, к кому благоволит.

Я чувствовала, что за расположением Эрлика к шаману Изге крылась давняя и, наверняка, страшная история. Не хуже той, что я узнала о посвящении.

— И это долго. Нужен очередной ритуал, особое время года, луна в растущей фазе и так далее?

Скептицизм из меня полился желчью. Я уставилась на дрожащие пальцы и еще раз приложила их к горячим бокам кружки. Боль отрезвляла. Напоминала, что если все твои мысли — не твои, то единственное, за что можно цепляться — реакции тела. Оно не обманет. Такие выверты даже духам не под силу. Или я ошибалась?

— Долго, — согласился Азыкгай и поставил на стол вторую кружку. — И не понятно, получится ли. Эрлик может запросить такую цену, что Георгий не захочет платить. Оюну сюда хозяйкой не по людской прихоти прислали, и просто так никто не позволит ее заменить.

— Очередная неприкосновенная, которую нельзя уволить, — проворчала я. — У неё блат на самом верху? Она чья-то дочка или любовница? Ублажила кого надо после смерти?

Старый шаман поморщился, а я пожала плечами. Пусть Оюна слушает, мне уже плевать. Сколько грязи она мне в мысли вылила, не сдохнет, если хоть немного в ответ получит.

— Я понимаю, ты другого ждала. Все ждут. Иначе, зачем нужна магия, если она не решает проблемы одним щелчком? Вот так. — Азыкгай потер друг об друга сухие старческие пальцы. — Щелк — и рак в четвертой стадии рассасывается сам по себе. Щелк — и давно убитая девушка находится в лесу живая и здоровая. Щелк — и с неба сыплется богатство, признание, успех. Стоишь ты перед таким уверовавшим и не можешь ему объяснить ничего. «Какой же ты тогда шаман? Ты — шарлатан, я к другому пойду». Да хоть всю тайгу от края до края обойди, ничего не изменится. Есть то, чего мы можем и есть то, чего не можем. Но Георгий из тех, кому дано больше других. Он попытается.

Я не сомневалась в нем. Я, наверное, верила так же сильно, как большинство его просителей. Официальный поставщик чудес. Первый после всех богов.

— Она задолбит меня, — тихо ответила я шаману, чувствуя, как в груди снова поднимается горькая муть.

— Иннаар ей не позволит.

— Или я с катушек слечу.

Азыкгай рассказал, что со мной было сразу. Метафорами сыпал, схемы на листочке чертил. Повторял одно и то же по кругу несколько раз, пока я не вернулась в реальность.

Два духа сцепились внутри меня. Иннаар не мог навредить Оюне напрямую, зато был в состоянии влиять на меня. Ирину Риман швыряло, как мячик от пинг-понга, из одной крайности в другую. «Наш мир похож на ежа, — объяснял Азыкгай. — Из его серой середины во все стороны к крайним точкам растут иголки. Свет вверху, тьма внизу, созидание вверху, разрушение внизу, порядок-хаос, закон-беззаконие, семья-одиночество, жизнь-смерть. Толкнет Оюна, ты сваливаешься вниз. Быстро, лихо, со свистом. Иннару мало поймать, ему вернуть тебя нужно. Толкнет он — летишь вверх. Оюна злится, снова толкает.