Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я почувствовала дурноту и свернула ссылку. Пашка с беспокойством взглянул на меня:
– Не укачало? Может, печку убавить? Есть вода…
– Нет, спасибо, – отмахнулась я.
Но он, оказывается, успел заглянуть в мой телефон:
– Не читай ничего, а то совсем расклеишься. И как, спрашивается, ты будешь Локтева поддерживать?
Я тяжело вздохнула. Не отказалась бы, чтобы меня саму сейчас кто-нибудь поддержал, но разве от Торопова дождешься?
К отделению внутренних дел мы подъехали спустя час. Я уже успела вся известись, поэтому почти с облегчением увидела типовое двухэтажное здание со стандартной вывеской. Из припаркованной неподалеку от проходной машины вышел высокий импозантный мужчина в черном пальто и направился к нам.
– Папа, – пояснил Торопов, и мы с ним тоже выбрались на улицу.
В машине я пригрелась и на холоде сразу задрожала. Или меня била нервная дрожь?
– Мой отец Сергей Петрович. Моя однокурсница Настя, – церемонно познакомил нас Пашка, в полном соответствии с правилами этикета первым представив мужчину.
– Настя, вы не волнуйтесь, – успокаивающе сказал Торопов-старший. – Я обо всем договорился, проблем не возникнет. Мы бы не стали подвергать вас такому стрессу, но вы же Максима лучше всех знаете, да и как женщина сможете подобрать нужные слова. Скажите, что это самое позднее до завтра, мы постараемся добиться освобождения через положенные по закону двое суток и не довести дело до суда.
Если Сергей Петрович своей речью намеревался меня успокоить, то у него ничего не получилось. Услышав о суде, я запаниковала еще сильнее. Заметив это, он моментально сменил тон на деловой:
– Ладно, не будем затягивать. Паспорт с собой? Держите разрешение, предъявите дежурному. Пропуск уже заказан. Свидание может продолжаться три часа. Мы останемся ждать.
Вот это новости. О чем мне разговаривать с Максимом целых три часа?
– Пап, а вещи? – напомнил Пашка.
– Да, – спохватился его отец. – Самое главное чуть не забыли.
Он направился к своей машине, а я снова вздохнула. Разве это самое главное?
– Да не трясись ты, – по-своему подбодрил меня однокурсник и напутствовал: – Не вздумай там реветь! Локтеву это сейчас не нужно.
«А что ему нужно?» – едва не закричала я, потрясенная такой наглостью, но ничего сказать не успела. Вернулся Торопов-старший и протянул мне увесистый пакет.
– И это все на два дня? – удивилась я.
– Там жена еще продукты положила, – пояснил он. – Мы узнали, что можно передать.
Про еду я совсем не подумала и сразу прониклась симпатией к этой милой женщине. Не найдя слов, я просто кивнула, взяла у Пашкиного отца пакет и побрела к проходной.
* * *
– Локи, – Скади хищно взглянула на него, – Сигун сказала, что ты хочешь меня видеть?
– Да, спасибо, что зашла, – непринужденно улыбнулся он и невольно залюбовался девушкой.
Скади была хороша и в полной мере осознавала это. Длинные волосы цвета снега с ледяных вершин Йотунхейма, бледная кожа, точеные черты, холодные голубые глаза. Они, потомки инеистых великанов, или крайне уродливы, или очень красивы. Но кто знает, дар это или проклятие?
– Позволь спросить – зачем? – поинтересовалась она.
– Я хочу извиниться.
– Извиниться! – вскинула брови девушка. – Ты думаешь, за гибель моего отца достаточно просто извиниться?
– Но я не убивал Тьяцци! – воскликнул Локи. – Тот костер, в котором он погиб на стене Асгарда, развел Один, но ты же не собираешься мстить всеотцу?
Скади прищурилась.
– Тебе не удастся заморочить мне голову. Мы оба знаем, с чего все началось.
– Конечно, знаем! Твой отец похитил меня и бросил умирать на ледяной скале, где я провел три дня, а потом заставил выманить Идунн из Асгарда…
Но охотницу из Йотунхейма было не так легко сбить с толку.
– Локи, неужели ты забыл, с чего все началось на самом деле?
О нет, он не забыл! Локи прекрасно помнил, как помог богам достроить крепость вокруг Асгарда. Договорившись с великаном, он спас асов от обещания отдать ему в жены Фрейю, но они не захотели оставлять свидетеля и призвали на помощь Тора, нарушив собственную клятву не пользоваться его помощью. Бог грома с одного удара убил великана своим молотом. Это оказался брат Тьяцци, который с тех пор затаил злость и, когда выдался подходящий случай, похитил Локи, считая его виновным во всех бедах.
– Я ничего не забыл, – сказал он. – И кому, если не тебе, Скади, знать, что я не убивал ни твоего отца, ни твоего дядю? Однако отомстить ты почему-то хочешь именно мне, а не Тору или Одину…
Но Скади не дала себя заговорить.
– Я знаю, кто за всем стоит, – отрезала она.
– Ты преувеличиваешь мое влияние на богов, – потупился Локи.
– Или, наоборот, преуменьшаю. Тебя освободили из темницы!
– И заперли здесь!
– Ты оплакиваешь Бальдра? – язвительно поинтересовалась Скади.
– А ты?
– Все в Асгарде печалятся по светлому богу весны и хотят его возвращения из Хельхейма! – воскликнула она слишком горячо.
– Кроме тебя, – обронил Локи.
– А может, тебя?
– Ты мечтала стать женой Бальдра, но ошиблась с выбором, – прямо сказал он. – Затаила на него обиду, особенно после того как он не ответил тебе взаимностью и женился на другой… Ты ведь не раз пыталась соблазнить его, не так ли?
Глаза Скади вспыхнули, а губы сжались, и он понял, что угадал.
– Мне не было дела до этого дурачка Бальдра, – зло проговорила она. – Но все знают пророчество: ему суждено воскреснуть после Рагнарека, одному из немногих, и начать строить новый мир…
– Как и его жене? – усмехнулся Локи.
– Да, и теперь мне все равно, – прошипела она ему в лицо.
– Ты не хочешь остановить Рагнарек?
– Зачем оттягивать неизбежное, если нам всем рано или поздно суждено погибнуть? К чему это мучительное ожидание конца?
В глазах Скади мелькнул странный огонек, и он испуганно отшатнулся.
– Ты безумна, – проговорил Локи.
– Не более чем все остальные, – возразила девушка. – Те, кто безутешно оплакивает Бальдра, надеясь вернуть его из Хельхейма и тем самым отсрочить сумерки богов…
– Ты никого не простила, – догадался Локи. – Даже когда стала одной из асгардских богинь. Неотомщенная гибель отца сжигает тебя изнутри, и ты готова уйти сама, но погубить всех нас и целый мир…
– Приятно, когда тебя так хорошо понимают, – ядовито усмехнулась девушка. – Недаром мы с тобой из одного племени, Локи. Ты тоже чувствуешь наше родство?
Да, он чувствовал это. Ему была знакома болезненная страсть к саморазрушению, но сейчас он не мог разделить ее.