С этого момента он появлялся у моих дверей ежедневно, чтобы демонстрировать свое показное возмущение Соней. Вымогательство начиналось, и я понимала, что для Сони все это кончится плохо.

Нам с Соней нужно было постараться максимально оттянуть эту концовку, одновременно собирая улики против него, чтобы достичь своей цели: заставить ответить за Кора.

Здесь был и один позитивный момент. У меня появлялась возможность пояснить Департаменту юстиции его мотив в убийстве Кора. К чему были все эти разговоры, что он имеет право на наследство, что он терпел лишения, а деньги забрала Соня? Может быть, это позволит Департаменту юстиции наконец-то изобличить Вима как заказчика убийства.

Если мы обе будем записывать наши разговоры с ним, шантаж Сони, каким бы ужасным он ни был, даст прекрасную возможность увязать его преступное прошлое и настоящее. Преступления, совершенные в прошлом, будут отражены в наших показаниях — Вим не удержится, чтобы не побахвалиться перед нами.

Я купила Соне записывающее устройство.

— Обычно я прикрепляю его скотчем на бюстгальтер, вот сюда, прямо между сисек, — сказала я.

— Так? — спросила Соня. Одним движением она намертво всадила диктофон между своих грудей четвертого размера. Крепить его скотчем не потребовалось.

Соня была готова к бою.

— Как мы это сделаем? — спросила Соня. — Мы не сможем отлучиться на целые выходные незаметно для него.

Бетти Винд считала, что для записи наших показаний потребуется два полных дня. Незаметно отсутствовать в течение двух дней не получится, и это была настоящая проблема. Вим сразу же увидит нечто не соответствующее обычному распорядку и начнет нас подозревать.

Особенно это касалось Сони, которая круглосуточно находилась под его присмотром и была обязана появляться по первому требованию. Так что нам нужно было придумать что-то заранее.

Встречу назначили на воскресенье, но для Вима понятия выходных не существовало. Работы в общепринятом смысле у него не было, поэтому он не делал никакой разницы между днями недели. И по субботам, и по воскресеньям он мог появиться у меня так же рано, как и в будний день.

Поэтому нельзя было исключить, что я наткнусь на него по дороге к месту, где нас с Соней должны были забирать Эти Двое. Придется сказать Виму, что через два часа я должна быть в Рурмонде у клиента, у которого появился срочный вопрос, поэтому времени на кофе и прогулку у меня не будет.

На случай, если он будет следить за мной, я поеду в сторону шоссе, а потом развернусь и заеду за Соней. Сделать все это мне будет довольно просто — наличие работы давало мне пространство для маневра.

С Соней было сложнее. Прикрытия в виде работы у нее не было, а появиться у нее Вим мог в самый неподходящий момент. Например, не встретившись со мной, он поедет к ней домой. Правдоподобно объяснить свое отсутствие она не сможет — куда это ей могло понадобиться в такую рань?

Мы договорились, что я заберу Соню от Фрэнсис, поскольку Вим не знал, где та живет.

Соня должна была приехать к 7.30 утра и оставить машину там. Виму покажется странным, что Соня отправилась куда-то без машины. С кем и с какой целью?

Если в такую рань она наткнется на Вима, то скажет ему, что едет помогать Фрэнсис, потому что ее дочь Нора подцепила вирусную инфекцию. Он отвяжется, потому что испугается заразиться — из-за больного сердца он панически боялся инфекций. Мы договорились, что если Вим потребует, чтобы Соня немедленно отправлялась с ним по какому-то его вопросу, мой телефон прозвонит один раз. По этому сигналу я позвоню Фрэнсис, а та начнет названивать матери с просьбой поторопиться, потому что Норе плохо.

Мне требовалось сказать лишь следующее:

— Мама с ним, ей срочно надо к тебе из-за больной Норы. Звони ей, пусть немедленно приезжает.

Фрэнсис сделает это сразу же, без лишних вопросов.

Наши дети вообще не задают вопросов. Слова «он» достаточно, чтобы они поняли, что все серьезно. Они знают, что мы никогда не упоминаем его имени по телефону.

Если Вим случайно перехватит меня по пути к Фрэнсис, я скажу, что разобралась со срочным вопросом клиента, а теперь еду навестить дочурку Фрэнсис, которая серьезно больна. Это будет соответствовать версии Сони. Малейшие расхождения вызовут его подозрения — ты почему врешь? Замышляешь что-то?

Еще нам нужно было какое-то объяснение на случай, если он увидит, как мы садимся в машину к Этим Двум. Я скажу, что это мои подруги по баскетболу, с которыми мы едем смотреть матч. А Соню прихватили с собой, потому что она вообще из четырех стен не вылезает.

Я часто пренебрежительно отзывалась о Соне в его присутствии, поскольку ему это нравилось. Это заставляло его думать, что я лояльна ему, а не Соне. Следовательно, я заслуживаю его расположения.

Придуманные нами версии годились и в случае, если мы не видим Вима, а он видит нас. Иногда такое случалось. Он мог спросить, как прошел твой день, чтобы проверить, насколько ответ соответствует тому, что он знает. Если ответ не совпадал с тем, что он видел, значит, ты что-то скрываешь, а это подозрительно.

Вим всегда был подозрительным.

Предполагалось, что мы переночуем в месте дачи показаний. Если он появится у кого-то из нас среди ночи, это станет проблемой. Я часто выключаю свой дверной звонок на ночь, и он к этому привык, но в квартире Сони это сделать нельзя. Как она объяснит, что никто не реагировал на звонок в дверь?

Хорошо, что по возвращении мы сможем проверить записи с камеры видеонаблюдения, установленной над дверью. Если окажется, что он приезжал, Соня скажет, что вырубилась от снотворного. Он знает, что она сидит на транквилизаторах, так что наверняка поверит.

Мне будет проще отвертеться — я всегда могу сказать, что работала. Но Соня окажется в затруднительном положении, особенно если ее телефон будет отключен все выходные.

Обычно, если ее не было дома, он звонил.

— Ты где? Чем занимаешься? Приезжай сюда, сейчас же!

Это всегда требовалось «сейчас же».

— Вим, я прямо сейчас не могу, занята.

— Занята? Скоро увидимся!

Вим вешал трубку и выключал телефон, чтобы ему нельзя было перезвонить. И приходилось ехать, поскольку, если ты не явишься, он взбесится и начнет разыскивать тебя повсюду со скандалом.

Так что лучше было избегать любых контактов, чтобы он не смог приказать приехать. Мы решили, что отключим телефоны, а в перерывах будем ненадолго включать, чтобы просмотреть звонки. Если окажется, что Вим звонил часто, то значит, ситуация грозит выйти из-под контроля и нам лучше вернуться домой.

Такие вот заботы.

О том, чтобы сказать коллегам в офисе, что я собираюсь дать показания на своего брата Департаменту юстиции, не могло быть и речи. Это было невозможно: как уголовные адвокаты мы всегда выступали оппонентами государственного обвинения. Невозможно и потому, что я не могла отягощать окружающих такого рода тайной.