С этой возвышенности открывался широкий вид на ровное, снежное поле Софийской долины, лежавшей справа от нас; разбросанные по ней там и сям деревеньки, группы деревьев, выделялись темными пятнами на снегу; еще дальше лежали смутно различаемые за туманом цепи Малого Балкана. Слева от нас ниспадали в долину склоны Большого Балкана, также белые, снежные как и сама долина; на них чернелись небольшие перелески (скат Большого Балкана в долину вообще мало лесист), насупротив нас торчала турецкая возвышенность у Ташкисена, увенчанная по гребню двумя редутами и рядами ложементов; у ее подошвы лежала деревушка Ташкисен. Лейб-гвардии Преображенский полк и стрелки Императорской фамилии взбирались уже по неприятельской горке к турецким позициям под выстрелами противника. Ротные колонны преображенцев и стрелков казались черными линиями, проведенными на снегу. По долине двигались массами новые войска, вышедшие из Чурияка в долину, а слева спускались с гор колонны Шувалова и Васмунда. Массы войск двигались со всех сторон, медленно текли с гор, по долине, рельефно очерчиваясь на снежных скатах и белом поле. Они казались издалека лесами и рощами, внезапно сорвавшимися с горных вершин и склонов и грозно наступавшими по долине на неприятеля. Турки хорошо их видели со своей возвышенной позиции, и дело у Ташкисена продолжалось недолго. Батарее полковника Кокорева удалось произвести взрыв в одном из турецких редутов, после чего турецкие орудия замолчали совсем, а преображенцы, выдержав около двух часов огонь неприятеля, бегом взобрались на высшую точку горы и ворвались в редуты. Турки бежали к Араба-Конаку, увезя с собой орудия. Преображенцы потеряли в этом деле около 50 человек выбывшими из строя.

Более серьезное сопротивление встретила колонна генерала Курлова, подымавшаяся на путь отступления турок, которые отчаянно пробивались ввиду попытки отрезать их от Араба-Конака и Златицы. В этой колонне наиболее пострадали лейб-гвардии Волынский и Прусский полки, потерявшие около 200 человек убитыми и ранеными, в числе которых был ранен также генерал Миркович, командир лейб-гвардии Волынского полка. В 4 часа вечера 19 декабря генерал Гурко уже расположился со своим штабом в селении Ташкисен. Оказалось, между прочим, что начальником турецких войск в Ташкисене был Бекер-паша, находившийся в постоянном телеграфном сообщении с Шакир-пашой, командующим гарнизоном Араба-Конака. Мы нашли в Ташкисене на телеграфной станции несколько телеграмм, отправленных им во время атаки к Шакир-паше. Последняя телеграмма, написанная в 12 часов дня, была следующего содержания: «18 батальонов русского войска спустились в долину и наступают на меня с такой быстротой, что я окружен ими как огненным кольцом. Держаться долее невозможно».

Став в Ташкисене, мы очутились в тылу горных позиций турок в Араба-Конаке и Шандорнике, оберегающих путь на Балканы по Софийскому шоссе. План обходного движения через Балканы и обложения турок со всех сторон был окончательно исполнен. Русские силы стояли ныне против Араба-Конака со стороны Орхание, со стороны Софийской долины и на Златицком перевале, сторожа там путь отступления турок на Златицу. Но прежде чем подвинуться войска к Араба-Конаку из Ташкисена и приступить к атаке турецких позиций в Араба-Конаке, генерал Гурко решился попытать с неприятелем то средство, которое уже раз оказалось действительным под Телишем, а именно – послать туркам предложение положить оружие. С этой целью было написано Шакир-паше письмо приблизительно следующего содержания: «Вы окружены со всех сторон русскими силами, в десять раз превосходящими ваши… Предлагаю вам, во избежание бесполезного пролития крови, положить оружие и выслать ко мне немедля парламентера для переговоров о сдаче Араба-Конакских укреплений». Письмо это, подписанное генералом Гурко, было вручено двум пленным туркам, отвести которых за цепь наших аванпостов генерал поручил князю Церетелеву.

Вечером того же дня, 19 декабря, князь Церетелев отправился с пленными по шоссе в направлении Араба-Конака и, отъехав версты две за цепь аванпостов, не встречая неприятеля и двигаясь в совершенной темноте, пустил пленных идти в Араба-Конак, а сам, возвратясь, доложил генералу, что вплоть до Комарской долины не заметил присутствия турок. С рассветом следующего дня, 20 декабря, генерал Гурко выехал лично по шоссе за цепь аванпостов в направлении Араба-Конака, выслав впереди себя разъезд из 20 человек собственного конвоя с ординарцем (временно прикомандированным к Гурко) великого князя Клейгельсом во главе, с тем чтобы этот разъезд шел впереди до тех пор, пока не наткнется на неприятеля. (Кавалерии в ту минуту у нас не было с собой, ибо две гвардейские кавалерийские бригады были отправлены накануне к селению Петричево с приказанием пробраться оттуда в селение Дольние Комарцы, а Кавказская казачья бригада находилась у Вельяминова, в сторону Софии.) Подвигаясь по шоссе к Араба-Конаку, генерал Гурко доехал до Комарской долины и остановился на одной из возвышенностей, спускающейся в долину.

Тут увидели мы на противоположной стороны долины, в том месте, где шоссе снова поднимается в гору и идет на перевал Балкан, несколько небольших домиков, известных под именем Араба-Конак, что означает на турецком языке постоялый двор, от слов «араба» – телега и «конак» – двор или дом. Турецкие укрепления на перевале Балкан не были видны нам, скрытые от глаз облаками. Долина Комарская с черневшими на ней селениями Горние и Дольние Комарцы, с разбросанными по ней та и сям турецкими лагерями, группами деревьев и рощами, тянулась у подошвы Шандорника и Араба-Конакских высот, замыкаясь вдали, в направлении Златицы, новыми возвышенностями. Там, вдали чернелись целые массы людей, взбиравшихся в гору; этих людей были тысячи, восемь, десять, судя на глаз, быть может, пятнадцать тысяч, усеявших собой гору, через которую проходит путь на Златицу.

Вид этих масс людей сразу уяснил нам, почему накануне князь Церетелев не встретил нигде на своем пути неприятеля, почему высланный сегодня разъезд беспрепятственно двигался по долине к Араба-Конаку и то, почему пустыми казались разбросанные там и сям по долине турецкие лагеря. Массы, видимые вдали на горе, были турки, ушедшие ночью из Араба-Конака и Шандорника и отступившие на Златицу. Генерал Гурко приказал немедля отправить в карьер артиллерию к Дольним Комарцам, чтобы поражать гранатами отступавших турок, а 3-й гвардейской дивизии под начальством генерала Каталея – идти на преследование бежавшего врага. Симпатичный и добрый старик, храбрый и примерный воин генерал Каталей форсированным маршем повел свою дивизию, не предчувствуя, что близкая смерть ожидает его на этом пути от пули черкеса, спрятавшегося в кустах. Между тем по Комарской долине еще раздавались кое-где одиночные выстрелы, пускаемые по нашему разъезду несколькими фанатиками – турецкими солдатами, спрятавшимися в палатках, или черкесами, скакавшими, отстреливаясь, вдогонку отступающего за Дольние Комарцы турецкого войска. Покинутых неприятелем больных, раненых и просто отсталых солдат было множество. Казаки конвоя Гурко забирали их в плен десятками и вели к генералу по дороге.

– Ты с чем приехал? – спрашивают подскакавшего к Гурко казака.

– Пригнал, ваше превосходительство, – отвечает казак, – двадцать три турка, двадцать штук скота и одну лошадь.

Многие из больных и не убежавших с войском турок поплелись сами по дороге без всякого надзора, бросив оружие, с палкой в руках, с котомкой за плечами и завернувшись от холода в синие башлыки.