не боюсь. Понимаете, это редкая удача нанять гуркха охранником. Слава о них идет по всей Европе, потому что охрана — ремесло их племени. Прирожденные воины, они кристально честны и преданны своим хозяевам. Если бы не тяжелое ранение, этот гуркх тоже защищал бы своего хозяина, пока сам не погиб.

— Удивительные вещи вы рассказываете, Константин Михайлович! — пристав покачал головой — но откуда вы знали, что он этот, как его… гурх?

— Гуркх — поправил Шкурина — и сначала я, конечно, не знал, кого тетушка с дядей привезли в карете. А потом заглянул в его подорожный документ, а там русским языком написано: «выданного в Дели апреля 15 дня 1825 года за № 178, подданному царства Горкха, воину по имени Рама Джириш.»

— Ясно…

Шкурин уже понял, что донос оказался чистой воды поклепом, но как примерный служака решил довести дело до конца и лично убедиться, что Рама дал свое согласие добровольно. А тут и чиновник из канцелярии примчался. Увидел нас с Александром Ивановичем и склонился в почтительном поклоне. Видимо знал, что мы недавно всей семьей обедали у Брусиловых.

— Ваши Сиятельства! Ваше Благородие! — угодливо заулыбался Крынкин — Чем могу быть полезен?

— Иван Осипович, я слышал, ты понимаешь по-англицки? Мне нужно допросить одного иностранца.

— Со всем уважением, Василий Семенович, однако боюсь, что толмач из меня никудышный — удрученно покачал головой регистратор — понимаю этот язык я с пятого на десятое, а говорю на нем и того хуже.

— А ты постарайся, братец, постарайся…!

…Последовавший за этим допрос Рамы напоминал разговор глухого с немым. И смех, и грех! Мне же еще и пришлось помогать Крынкину с переводом. Но хотя бы Шкурин окончательно успокоился, убедившись, что гуркха никто силой удерживать не собирается.

— Одного не могу понять — вдохнул пристав, выходя из флигеля для слуг — зачем этот донос? Неудобно как получилось…

— Мстит за то, что я его с крыльца спустил — пожал я плечами — Василий Семенович, а ведь я к вам шел, когда мы с вами встретились.

Поняв, что пристав чувствует себя немного виноватым, я воспользовался ситуацией и уговорил его помочь нам. Шкурин, вздохнув, согласился.

— Константин Михайлович, я конечно поздравляю вас с Миленой Силантьевной, но зачем так было спешить с женитьбой?

— А как я мог бросить в беде женщину, которая мне понравилась? Они же сожрут ее! Приехал бы в следующий раз, а она уже в лечебнице для сумасшедших, и девочки в сиротском приюте.

— Ну, не преувеличивайте!

— Так вы слуг сегодня в имении допросите, они вам назовут поименно тех, кто эту гнусность задумал. Похоже, среди Олениных и кроме Виктора негодяев хватает, просто он самый бойкий из родственников…

* * *

До имения Оленино мы добирались около часа, и удача, что даже крюк не пришлось делать — ехать как раз в сторону Ярославля. Свернули с наезженного тракта, проехали мимо озера и через березовую рощу, и вот уже впереди на пригорке показался господский дом. Места очень красивые, кругом луга и поля, но вот барская усадьба явно знавала лучшие времена. Правда, большой двор перед особняком выглядит аккуратно, даже беседка и клумба с цветами есть.

Мы с женой и девочками первыми подъезжаем к дому на любезно одолженной Брусиловыми дорожной карете — ближайшую неделю она в нашем полном распоряжении. Тетушка тактично решила немного погулять у озера, пока мы с Миленой разберемся с ее незваными гостями. Бекетов со Шкуриным тоже задержались, пообещав подъехать минут через пять-десять.

Сделав большой круг по двору, останавливаемся напротив крыльца. Слуга соскакивает с козел и распахивает дверцу, опуская подножку. Я неторопливо ставлю башмак на ступеньку, по-хозяйски окидывая оценивающим взглядом барский дом. Его не мешало бы перестроить, но вряд ли мы станем здесь жить. Может, вообще придется продать это имение. Посмотрим… Сначала нужно решить, чем займемся.

За то время, пока я осматриваюсь, на широком крыльце появляется несколько фактурных личностей — господа, судя по одежде. Нарисовались и слуги, но те столпились в сторонке и видимо ждут хозяйской команды. А пока жадно приоткрыли рты в ожидании очередного скандала… Посчитав, что зрителей собралось достаточно, я все так же не спеша, спускаюсь на землю и подаю руку жене, предлагая ей выйти

— Дорогая…

— Спасибо, милый! — проворно выпархивает из экипажа Милена — Ну, как тебе наш дом?

— Чистенько. Скромненько. Я ожидал большего. Но места бесспорно красивые.

— Милена Силантьевна, что здесь происходит⁈ — Не выдерживает нашего игнора толстая пожилая дама.

— Это кто? — спрашиваю я у жены довольно тихо, но вполне достаточно для того, чтобы нас услышали на крыльце — У тебя в имении живет куча бедных родственников, не имеющих своего угла? Почему ты не предупредила меня?

За спиной слышу ехидные смешки девчонок. Кажется, я начинаю понемногу набирать очки в их глазах. А то за завтраком и в дороге они дулись на меня, как две мышки на крупу, упорно делая вид, что «отчима» не существует.

— Милена Силантьевна! — очухался кто-то из мужчин — Что за хлыща вы с собой притащили?

Тут я наконец, удостаиваю небрежного кивка родственников Милены.

— Добрый день, господа. Позвольте представиться: Бекетов Константин Михайлович. И у меня для вас несколько важных сообщений. Во-первых. Милена Силантьевна вчера официально вступила в наследование имуществом, оставшимся после смерти ее мужа. Во-вторых. Мы с ней вечером обвенчались, и я ее законный муж. Бумаги для недоверчивых предоставим, но теперь по всем вопросам предлагаю обращаться только ко мне.

— Ваше венчание незаконно! — выкрикивает из-за спины толстухи какой-то дрыщ — слишком мало времени прошло с момента смерти Владимира Мироновича.

— Вы можете пожаловаться губернатору. Впрочем, именно Николай Петрович со своей милой супругой были нашими свидетелями в храме.

— Да, что же это творится, люди добрые! — отмирает еще одна родственница.

Проигнорировав ее возмущенный вопль, я заглядываю в карету и подмигиваю дочкам

— Барышни, пожалуйте на выход! А то сейчас самое интересное пропустите. Пришло время дать хорошего пинка вашим наглым родственникам.

Забыв на время, что теперь я их главный враг, Вика первой подает мне ручку, затянутую в ажурную перчатку. Она изо всех сил старается выглядеть взрослой и хорошо воспитанной девицей, но я-то вижу наметанным взгядом предвкушение расправы над обидчиками в ее горящих глазах.

— Я сама! — пытается проявить независимость Аня, отстраняя мою руку.