со стоянки и уходили прочь, никогда больше не произнося имени покойника. Мертвеца обмывают там, где он умер, затем покрывают тело древесными ветвями и оставляют на месте, которое в течение месяцев считают могилой. Есть запреты, касающиеся скорбящих родичей и вдов: живые должны любой ценой избегать общения с ними, если не хотят умереть или пострадать от какого-нибудь ужасного несчастья. Даже совсем недавно был случай, когда в 2015 году в Мумбаи, двадцать пять парсов, которые обычно занимаются в Индии самыми разнообразными видами деятельности – от водопроводчиков до бизнесменов – захотели работать кхандиями (носильщиками гробов), так как профессиональные кхандии объявили забастовку. В одной из газет после этого появился такой комментарий: «Это удивительно из-за клейма, сопряженного с этой профессией. Парсы редко женятся на дочерях кхандий, а ортодоксы вообще считают их «неприкасаемыми»».

В странном противоречии со всеми этими верованиями могу сказать, что мне всегда было хорошо с мертвецами – они никогда не причиняли мне вреда. Нечистой я себя чувствовала от общения с очень даже живым человеком.

Тина, кажется, понимала мое положение лучше, чем все остальные мои коллеги, и, когда она однажды удивила меня вопросом: «Не хочешь на один день отлучиться из морга, чтобы научиться одной вещи?», я ответила, что, конечно, хочу, подумав при этом: «Что угодно, лишь бы убежать отсюда хоть на один день!»

– Речь идет об энуклеации, ей обучают на курсах в Северном Лондоне, – продолжила Тина. – Я знаю, что ты любишь брать на анализ стекловидное тело, и подумала, что эти курсы как раз для тебя.

Энуклеация – это удаление глазного яблока. Этой манипуляции обучаются некоторые техники морга несмотря на то, что обычно этим занимаются специально обученные сотрудники банков тканей. Тина была права – мне нравилась эта тонкая манипуляция, и вдобавок к ней было неплохо обучиться и энуклеации. Лишних знаний и навыков не бывает. Энуклеацию выполняют таким образом, чтобы не повредить роговицу, которую, возможно, придется пересадить больному, у которого своя роговица повреждена в результате травмы или инфекции, и это грозит потерей зрения.

Так, через несколько дней я оказалась в Гендоне, на севере Лондона. Для обучения здесь использовали весьма реалистичную модель глаза – со зрительными нервами и всеми положенными прямыми и косыми мышцами глаза. Даже само глазное яблоко было таким же скользким и желеобразным, как настоящее. Была на модели и конъюнктива. В общем, все было, как настоящее. Как образцовая девушка, я просто жаждала получить еще один сертификат, который я и получила в конце дня с записью «сдано». Какой чудесный навык, о котором я теперь смогу писать в моих резюме и хвастать которым я теперь смогу на вечеринках! Если бы за каждую квалификацию давали бы еще и что-нибудь вроде орденской ленты! Я бы теперь имела право носить ленточку «Глазное яблоко».

Очень интересным посмертным артефактом в глазу является один феномен, который по-французски называют tache noire de la sclérotique, что означает «черное пятно в глазу» или просто «черное пятно». Оно возникает, когда глаз умершего остается приоткрытым и склера частично окрашивается, так как ее ткани окисляются и высыхают обычно в течение семи-восьми часов после наступления смерти. Чаще, однако, чем черное пятно, на роговице глаза возникает темно-красная полоса, так как нежная ткань посмертно поражается кератитом. Надо знать о существовании этого посмертного феномена, так как в противном случае его можно принять за последствие прижизненной травмы или кровоизлияния. Если поражена роговица, то использование ее для пересадки становится невозможным, хотя, если поражена только склера, то пересаживать роговицу можно. Это, кстати говоря, одна из причин, по которой надо закрывать глаза умершим. Хотя монетки клали на глаза умерших для того, чтобы они не пялились на живых и не могли передать им свои недуги. Кроме того, монетками надо было заплатить Харону за переправу через Стикс.

Я изо всех сил старалась отвлечься от личных проблем и могла в поисках какого-нибудь дела бродить по моргу, как обезглавленная курица. Постоянная занятость позволяла мне сохранить разум.

Кстати, был один любопытный случай, когда обезглавленный петух прожил больше года. В 1945 году, в американском штате Колорадо, фермер по фамилии Ольсен получил от жены приказ зарубить на лапшу петушка. Но Ольсен неудачно отрубил несчастной птице голову, оставив в неприкосновенности яремные вены и оставив на месте ствол головного мозга. В результате петушок, названный Майком, мог неуклюже ходить, с трудом взбираться на насест и даже пытался кудахтать, хотя у него получалось вместо этого хриплое журчание. Ольсен начал кормить Майка зернышками и вливал ему пипеткой в пищевод смесь воды и молока, чтобы сохранить птице жизнь. Ольсен показывал петушка на деревенских праздниках и зарабатывал на этом неплохие деньги, но петушок однажды вечером, к несчастью (или, к счастью, в зависимости от того, как относиться к такому безрадостному существованию) умер, подавившись зернышком.

Меня часто спрашивали, приходилось ли мне вскрывать обезглавленные трупы, и отличается ли в этом случае чем-нибудь процесс аутопсии. Конечно, люди не могут жить без головы, но любопытно было бы узнать, сохраняет ли голова после отделения от тела способность что-то ощущать – пусть даже и всего несколько мгновений.

В августе 1792 года в Париже впервые использовали гильотину для казни человека – после двух недель опытов на животных и человеческих трупах. Это приспособление назвали по имени доктора Жозефа Иньяса Гильотена, который, на самом деле, не был изобретателем, так как и до этого много лет существовало множество устройств для обезглавливания – итальянская «маннайя», шотландская «мейден» и «гиббет» в Галифаксе. Однако Гильотен пропагандировал применение гильотины, поскольку считал обезглавливание самым гуманным способом умерщвления, так как оно причиняет мгновенную смерть. С тех пор гильотинирование стало главным способом казни. До того в революционной Франции прибегали к повешению, но этот вид казни сопряжен со многими проблемами. Было несколько разных модификаций, но в Великобритании получил распространение способ «длинной веревки» или «измеренной веревки», так как этот вид повешения тоже сочли наиболее гуманным. В отличие от прежних способов, в этой модификации учитывались рост и вес казнимого преступника. Веревку подбирали такой длины, чтобы повешение происходило правильно, с разрывом спинного мозга, но он происходил далеко не всегда, и человек умирал от удушья. Поэтому гильотину сочли более милосердным орудием, так как ее применение исключало риск удушения.

Однако через три года после введения в эксплуатацию гильотины в газете «Парижский монитор» было опубликовано письмо немецкого анатома Самуэля Томаса фон Земмеринга, в котором он писал:

Ведомо ли вам, что при отделении головы от тела