– Колдовать? Нет.

– Какая жалость, – разочарованно протянула Хенни. – Ведьма в опере могла заколдовать детей. А потом делала из них пряники.

– Мне бы тоже хотелось послушать оперу, – сказал Лео. – Но мама с папой нас не возьмут. А правда, что там играет много инструментов? И на сцене поют?

Хенни, должно быть, кивнула, потому что Китти не услышала ответа. Ей пришлось притормозить – центр Аугсбурга, как обычно, был забит конными повозками и автомобилями. Что еще хуже, позади нее зазвенел трамвай. Пусть звонит, все равно придется ждать. Да, разве такое возможно? На овощном рынке перед магазином стояла повозка, и двое мужчин спокойно разгружали ящики и бочки. Неудивительно, что движение застопорилось. Китти высунула голову из окна автомобиля и громко их обругала, но один из грузчиков лишь дружелюбно ухмыльнулся в ответ.

– Бабушка Гертруда сказала, что нужно посадить ведьму в печь, – произнесла Хенни с заднего сиденья.

– Фрау Брунненмайер говорила то же самое. К сожалению, гувернантка не поместится в кухонную печь, – добавила Додо.

– Она ведь не такая уж толстая. Если немного потолкать, то все получится.

Китти возмущенно повернулась и пристально посмотрела на свою дочь.

– Это зашло уже слишком далеко, Хенни.

– Я просто шучу, мама, – надулась девочка.

Додо озорно усмехнулась, а Лео раскрыл одну из своих тетрадей с нотами, уставился в нее, и когда поднял взгляд на Китти, она поняла, что тот погрузился в другой мир. Нет – она поступала правильно. У этого мальчика был большой музыкальный талант, госпожа Гинзберг тоже так считала. Когда-нибудь Пауль будет ей благодарен.

Наконец повозка тронулась с места, и они смогли выехать на Фрауенторштрассе. Двигатель приятно тарахтел, летом машина работала на славу. Автомобиль подарил ей Клиппи. Только осенью и зимой машина барахлила. Холод и сырость делали свое дело, она уже была не новой и не такой шустрой. Китти научилась разговаривать с ней и легонько постукивала по деревянному рулю. Но когда ей однажды пришлось выйти и открыть капот, вокруг нее сразу собралось несколько молодых мужчин, готовых помочь. Ах, как же она любила свою маленькую старенькую развалюху!

Китти высадила детей у входной двери и загнала машину в гараж, который был перестроен из садового домика. Когда она заглушила двигатель, то услышала звуки фортепиано – значит, госпожа Гинзберг уже была там. Лео нетерпеливо ждал у двери, Додо исчезла где-то в саду с Хенни. Если, конечно, можно было назвать садом эту буйную зелень, окружавшую их дом летом.

– Повнимательнее, Лео, – предупредила она, открывая дверь. – В коридоре лежат картины, не наткнись на них.

– Да, да.

Его было не остановить. Он чуть не сбил с ног своего друга.

Какая картина: высокий блондин Лео и худощавый Вальтер с черными кудрями, который всегда выглядел таким серьезным. Глаза Китти увлажнились от умиления, когда она увидела, как мальчики ладят друг с другом. Они перешли в гостиную, уселись на диване и открыли нотные тетради. Указывали пальцами на ноты. Смеялись. Сердились. Спорили и снова соглашались. И у обоих светились от счастья лица.

– Можно мне пойти туда? – спросил Лео.

Это звучало так, как будто от этого зависела его жизнь. Китти с улыбкой кивнула, и мальчик побежал в соседнюю комнату, где стояло фортепиано. Вальтер медленно шел следом и тоже исчез в музыкальной комнате. Китти услышала тихий, спокойный голос госпожи Гинзберг. Потом кто-то заиграл прелюдию Баха. Равномерно и с сильной атакой. Можно было следить за каждой партией, слышать каждую линию, каждую ноту. Когда мальчик успел это отрепетировать? Дома ему разрешалось сидеть за фортепиано не более получаса в день.

– Здесь звук намного громче, чем дома.

Неудивительно. Мама попросила настройщика приглушить звуки. Из-за ее головных болей. О, бедная мама. Когда Пауль, Лиза и она сама были еще детьми, у мамы были более крепкие нервы.

– Спускайтесь вниз! Хенни! Додо! Через пять минут вы должны быть здесь, на кухне. Иначе мы съедим торт без вас!

Это была Гертруда. Китти подбежала к окну и обнаружила свою дочь на крыше садового домика. Рядом с ней Додо балансировала на водосточном желобе, она пыталась перелезть по длинной ветке на соседний дуб.

– Всякий раз, когда Додо здесь, начинается черт знает что! – ворчала Гертруда. – Хенни такая хорошая девочка, когда я остаюсь с ней одна.

– Конечно, она просто овечка, – с иронией в голосе подтвердила Китти.

Гертруда, уперев руки в бока, наблюдала через открытое окно за двумя девочками. Судя по пятнам на фартуке, их ждал вишневый торт со сливками и шоколадной стружкой. При жизни мужа Гертруда вела большое хозяйство, и как это было принято, готовкой занимался повар. Но теперь, когда они больше не могли позволить себе нанять прислугу, она открыла для себя страсть к кулинарии и выпечке. Правда, удачно получалось не всегда.

– Что у вас за вид! – возмущалась она, когда девочки со вспотевшими лицами и распущенными волосами стояли в прихожей. – Как такое возможно, что в этой семье девчонки лезут на деревья, а мальчики спокойно сидят в комнате? Дева Мария, так же было с моей Тилли и бедным Альфонсом.

Китти ничего не ответила. Она отправила девочек в ванную комнату и приказала им вымыть руки, колени, лицо, а потом причесать волосы.

– Ты слышишь, Хенни? – гордо произнесла Додо. – Это мой брат Лео играет на фортепиано. Он хочет однажды стать пианистом!

Хенни включила кран и подставила под него руки, так чтобы брызги аккуратно разлетелись по кафелю ванной.

– Я так же могу очень хорошо играть на фортепиано. – Она презрительно сморщила нос. – Госпожа Гинзберг сказала, что у меня есть талант.

Додо отодвинула младшую в сторону, чтобы подойти к крану, и намылила свои руки.

– Талант – ха! Лео – гений. Это совсем другое, чем просто талант.

– Что такое гений?

Додо тоже этого не знала. Это было что-то очень большое, недостижимое.

– Что-то вроде императора.

Китти раздала полотенца, велела им осторожно ходить в прихожей, потому что там вдоль стен стояли упакованные картины. Затем она поднялась по лестнице в свою маленькую студию, чтобы еще немного поработать. Она наметила себе серию пейзажей – ничего особенного: хрупкие ветви деревьев, цветы, яркие краски, игра солнечного света. Гуляющие пары, маленькие истории, которые можно было увидеть при внимательном рассмотрении. Картины хорошо продавались, люди тосковали по идиллии и безмятежности. Китти была не против рисовать такие картины, но и восторга не испытывала. Она должна была заниматься этим, чтобы зарабатывать деньги. В конце концов, ей нужно было не только обеспечивать Хенни, но Гертруда и Тилли тоже жили на то, что зарабатывала