– Она красивая? – пошутил он.

Людерс покраснела, как он и ожидал.

– Дело вкуса. Вот ее визитная карточка.

Он мельком взглянул на маленькую пожелтевшую карточку, на которой готическими буквами было написано имя. Адрес уже давно не совпадал. Он вздохнул – этого еще не хватало. Зачем она вообще сюда приехала?

– Пригласите ее.

– С удовольствием, господин директор.

Серафина фон Доберн двигалась немного скованно, но тем не менее с непринужденностью молодой дамы из аристократических кругов. Она никогда не была красивой, по крайней мере на его вкус. Неприметная. Серая мышка, как говорится. Невзрачная женщина. Хотя у нее были принципы. Детям она не нравилась, но мама считала, что она прекрасный педагог.

– Пожалуйста, простите меня за то, что я обратилась к вам здесь, на фабрике, дорогой господин Мельцер. Я делаю это с большой неохотой. Вы очень занятой человек. – Она остановилась перед его столом, и он почувствовал себя обязанным предложить ей сесть в одно из небольших кожаных кресел. – О, я отниму у вас совсем немного времени. Этот вопрос лучше обсуждать наедине. Ради детей. Вы понимаете.

Он ничего не понимал, но подозревал, что в семье снова возникли проблемы. Почему Мари не позаботилась об этом? Что ж – ответ найти было несложно. Потому что его жена была занята в ателье. К сожалению, мамино предупреждение, которому он тогда не придал значения, сбылось. Ателье внесло разлад в их брак.

Пауль подождал, пока она займет место, но сам остался сидеть за столом.

– Хорошо, тогда начинайте, фрау фон Доберн. Я слушаю.

Он пытался сделать разговор более непринужденным, но это плохо удавалось. Возможно, дело было в ее серьезном выражении лица, а может быть, в том, что он все больше терял ту беспечную манеру, которая когда-то так выгодно отличала его от отца. Неужели в свои тридцать шесть лет он уже стал старым брюзгой?

Она колебалась, было видно, что эта история ей очень неприятна. Ему вдруг стало жаль ее. Раньше они обращались друг к другу на ты, время от времени встречались на праздниках или в опере. Война и последующие годы инфляции лишили всего многих, кто когда-то был богатым и уважаемым членом общества.

– Речь идет о вашей сестре Катарине. Мне не нравится обращаться с этой жалобой, господин Мельцер. Но прежде всего я чувствую себя лично обязанной вам. Вчера днем, вопреки моему прямому запрету, ваша сестра отвезла детей на Фрауенторштрассе, где Лео брал уроки игры на фортепиано у госпожи Гинзберг.

Китти! Эта упрямая женщина! Он почувствовал, как в нем поднимается гнев. За его спиной она делала так, чтобы Лео все больше увлекался пагубной страстью к музыке.

Серафина внимательно наблюдала за ним, пытаясь оценить эффект от своих слов. Бедную женщину, вероятно, мучила совесть.

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, дорогой господин Мельцер. Я знаю, как вы любите свою сестру. Но она поставила меня в очень тяжелое положение.

Он это прекрасно понимал. Китти была невозможной.

– Это абсолютно нормально, дорогая фрау фон Доберн, что вы сообщили мне об этом. Я даже весьма благодарен вам за это.

Она выглядела довольной и даже улыбалась. Она немного раскраснелась и выглядела почти красивой. Или, по крайней мере, интересной.

– Я категорически отказывалась отпускать детей. Но ваша сестра не обратила внимание на мой протест.

Конечно, не обратила. Только паровой каток мог бы заставить Китти отказаться от уже принятого решения.

– Я надеялась найти поддержку у вашей жены. Но, к сожалению, ее не было на вилле во время этого инцидента.

Он молчал по этому поводу. Мари была в ателье. Хотя совсем недавно она ему сказала, что хочет работать меньше и проводить дома три дня в неделю.

– Ваша жена привела детей домой ближе к вечеру. Они были очень уставшие и, к сожалению, не сделали домашнее задание.

Поначалу Пауль хотел не вовлекать Мари в эту ситуацию. Но теперь все же спросил:

– Вы говорите, моя жена привела детей вечером?

Серафина казалась искренне изумленной. Нет, она неправильно выразилась. Госпожа Мельцер, конечно, ничего не знала об этой договоренности.

– Ваша жена провела вторую половину дня с вашей сестрой. Она делает это время от времени. Она часто бывает на Фрауенторштрассе даже на выходных. Приятно, что у вашей жены и золовки такие теплые отношения. Ведь они обе художницы.

– Конечно, – отрывисто заметил он.

Последние несколько недель он сильно ссорился с Мари из-за этих злополучных картин. Ему было очень жаль жену, но картины были более чем уродливы. По крайней мере, на его вкус. Он не хотел видеть такое произведение на стене ни в столовой, ни в красной гостиной, ни в кабинете, но там все равно почти не было места на стенах из-за высоких книжных шкафов. И уж точно не в прихожей. Что подумают о них посетители? Он, конечно, пообещал купить три картины и собирался сдержать свое слово. Но ни одной картиной больше! Кроме того, ему не нравилось, что Мари постоянно находится на Фрауенторштрассе. Тем более что она водила туда и детей.

– Как я потом узнала от вашей матери, господин фон Клипштайн хотел забрать детей с Фрауенторштрассе. Эта новость меня очень успокоила, так как вначале я беспокоилась о том, как они доберутся домой. К сожалению, мне запретили их забирать.

Имя фон Клипштайн еще раз укололо Пауля. В последние месяцы его друг Эрнст казался большим скрягой. Боже, как они спорили об инвестициях в печать тканей! О рабочем времени. О заработной плате. В конечном итоге он, Пауль Мельцер, оказался прав, потому что они получали заказы, опережая конкурентов. Потому что они предлагали качество по хорошей цене. Но Эрнст, этот мелочный торговец, ужасно боялся за свои деньги. Пауль твердо решил как можно скорее рассчитаться со своим партнером и расстаться с ним. Конечно, он предложил бы ему приличную сумму. В конце концов, он не мошенник.

Но было еще кое-что, что раздражало его в старом друге Эрнсте. Его манера влезать в семейную жизнь Мельцеров. Что в значительной степени было заслугой мамы. Но и Мари была слишком покладистой в этом вопросе. Позволяла ему заезжать за ней на автомобиле в ателье, отвозить на Фрауенторштрассе.

Правильно ли он понял? Вчера Эрнст забрал Мари и детей от Китти. Вероятно, он также отвез их туда, а потом пил кофе с дамами, пока Лео в соседней комнате учился играть на фортепиано. Между старыми друзьями такое не принято. Боже мой, Клипштайну чертовски не везло в жизни! Но это