– Ремонт почти окончен. Если бы не сегодняшняя… неприятность, я бы всё сделал. Если хочешь – уедем, как только, так сразу.

– Ну сдалась тебе эта рухлядь, Гриша!

– Сдалась, представь себе! Это же семейное место, связь меня и моих родственников.

– О каких родственниках ты говоришь?! Ты же детдомовский! Ты ещё в начале говорил, что дело вообще в деньгах, что пара тысяч не помешает.

– Говорил, но сейчас всё совсем иначе…

– Что иначе?

– Ты не поймёшь.

– Гриша, блин, почему ты умалчиваешь? Почему стал от меня держать секреты?! Ты как будто переменился, стоило нам сюда приехать.

Разговор между ними вернулся к привычной паузе, но увы, не совсем безмолвной. Серёжа внимательно вслушивался в каждое слово, подмечая то, какой в конечном итоге будет результат. И сейчас всё перетекало в возможное перемирие.

– Мне нравится здесь, дорогая. Я ощущаю какое-то родство с землёй. Здесь мои предки, и я чувствую это.

– Гриша… – Мария с робкой осторожностью подошла к мужу и робко прикоснулась к его плечу.

Она была права, с переезда он поменялся, причём сильно. Сейчас Григорий напоминал совершенно другого человека, более спокойного и покорного. Серёжа не верил, что дело в каких-то «ощущениях родства» и «предках», никогда бы человек – особенно такой, как Григорий Беглов, – так быстро не поменялся. Причина была в чем-то другом, и, возможно, она начиналась на «Б» и заканчивалась на «ражник». Запугивание, подкуп, совращение, уговоры… Местные могли повлиять на Григория так, как им то было нужно, и результат у них выдался впечатляющий.

Мария натурально таяла оттого, что её муж в кои-то веки делится своими мыслями и переживаниями. Ранее замкнутый и озлобленный человек поменялся в лучшую сторону (крайне спорно, для кого именно она была «лучшей»), и Мария, несмотря на то, что минуту назад упрекала Григория за подобную трансформацию, была тронута и поражена в самое сердце.

– Я бы здесь остался, дорогая. – Добивающий удар в виде «дорогая», мог бы вложить победное знамя в руку Григория, но Мария умела держать голову на плечах и не поддаваться эмоциям.

– Гриша!.. Я представляю, какого тебе, но у нас есть дети, у них есть друзья, мечты, жизнь!.. и всё это осталось дома, в Белореченске.

– Я… – долгие и томительные секунды молчания. Подготовка к решающему сражению или полной капитуляции. – Я бы хотел после конца ремонта остаться здесь, всего лишь на чуть-чуть. День или два – не более. Просто подумать… Представить… Ты же разрешишь?

– Конечно.

Тотальное поражение на стороне Марии. Григория не только утихомирил обжигающий пыл своей жёнушки, но и выбил себе несколько дней форы для раздумий. Этот «день или два» может привести к тому, что мужчина окончательно станет победителем в этой войне. Мария, в знак согласия, поцеловала мужа, и вся семья вздохнула спокойно.

4 декабря 1988 года, день

Когда Серёжа пришёл к Игорю, то у него в голове была только одна мысль: тишина. Его удивило, что у мамы хватало сил и на вечернюю ругань. Однако, он поражался и стойкости отца. В конечном итоге всё сложилось ожидаемо: жена не хочет рушить семью, а Григорий – проиграть. Ещё утром юноша понял, что не желает видеть ни одно из лиц кровных родственников. Он в очередной раз решил прогуляться по селу, не найти Борьку и отправиться к Игорю.

Даже запах в избе немого старика был другим… каким-то реальным. Сейчас важно сделать одно и финальное заявление: парень не верит в эту чушь про магическое лишение языков, какие-то таинственные обряды и опасности. Всё что происходит в Неясыти – логическая и банальная суета сельской жизни, со своими плюсами и минусами. Игорь уже ждал юного гостя, или точнее, не удивился посетителю, когда выходил из спальни. Старик выглядел уставшим, покрытым с ног до головы испаринами, словно всю ночь просидел в бане. На этот раз он был один.

– Добрый день.

Осторожный кивок.

– Я пришёл кое-что вам сказать.

Небольшое смущение во взгляде. Переживает что ещё может ужасного рассказать молодой гость, но успокаивается и приглашает сесть на стул.

– Похоже мой отец надеется остаться здесь. У мамы есть ещё какие-то надежды на возвращение домой, но, зная своего отца, он хоть кровь из носу, но добьётся своего. Здесь ему нравится, – меня это напрягает, буду честен, – и уезжать он особо не планирует…

Игорь положил подбородок на руки и слушал. Скульптура «идеальный слушатель», жаль, что ещё и немой.

– …Я обдумывал то, что мне говорил Павел, что вы подтверждали и когда-то объяснили ему. Меня тогда тоже заразило это беспокойство, но… Я пришёл к выводу, что между всеми сложилось простое недопонимание. Не может же быть в реальном мире всё так плохо, как говорил Павел?.. Даже если дело в самом Бражнике, то для моей семьи он ничего плохого не делал. Здесь просто есть непонятные мне обычаи, и… пугаться их было бы как-то грубо и даже… глупо. Многие вещи объясняются вполне банально, и отворачиваться от них будет бескультурно. Проще понять жизнь в Неясыти, нежели пытаться бежать от неё. В общем, извините меня, я не хотел садиться вам на…

Резкий хлопок прервал говорящего. Игорь ударил по столу, заставив юношу замолчать. Старик смотрел куда-то перед собой, водя взглядом из одной точки в другую. «Жди» – показал он ладонь и ушёл в спальню.

Это было слегка странно и неловко. Не успел Серёжа соскучиться, как вернулся Игорь, держа в руках маленькую шкатулку. Что-то в ней двигалось, и если бы старик не придерживал крышку, то вырвалось наружу.

– Что это? – спросил гость. Игорь сел за стол и снова уставился на парня. Что-то его тревожило, и он пытался собраться с силами.

В шкатулке могло быть что угодно, и Серёжа представить не мог, что там может быть, однако, когда Игорь достал сжатого в кулак маленького воробья, это его не удивило. Он сразу вспомнил байку от одного из друзей Бражника про то, что воробей украл у старика язык. Даже если это и была байка, шутка или миф, вся эта затянувшаяся шутка была натуральным перебором.

– Чирик-чирик, – пропела птичка, однако, что-то в её голосе смутило Беглова-младшего. Она звучала так, словно человек подражал птичьему пению.

Малышка испуганно вертела головой, опасаясь за свою крохотную жизнь. Вряд ли ей кто-то мог сказать, что